Когда очередь дошла до Люпина, ей пришлось напрячь все свои дипломатические способности, чтобы её не посчитали сумасшедшей. Спасти человека от Авады — подобных прецедентов медицина, даже волшебная, ещё не знала. Разумеется, никто из целителей, кроме мадам Помфри, не мог и догадаться, что подобное уже случалось в Хогвартсе два года назад. Ремуса решено было оставить в Хогвартсе.
Также Гермионе удалось уговорить целителей забрать ещё одного пациента вне поля боя — Снейпа, всё это время находившегося в коттедже «Ракушка». Двое колдомедиков трансгрессировали с ней и пришли в изумление, увидев раны пострадавшего.
— Вы совершили невозможное! — воскликнул один из целителей. — С такими серьёзными повреждениями… Только не говорите, что у вас никогда не было практики!
Гермиона в ответ на это лишь скромно улыбнулась. Человек способен на невероятные вещи, когда желает спасти того, кто ему дорог. Впрочем, за подобные успехи в приготовлении зелий можно было похвалить не только её целеустремлённость, но и гениального наставника.
О том, как прошли последующие шесть недель, она предпочитала не вспоминать. Похороны, траур, восстановление школы… Времени на отдых снова не было. Роли в этом послевоенном процессе были мудро распределены, каждому выжившему нашлась важная работа: Кингсли возглавил Министерство Магии и занялся самыми насущными политическими вопросами, Сириус и мистер Уизли активно ему в этом помогали. Гарри, как главный герой войны, был также вовлечён во всю эту пафосную, но необходимую рутину. Он путешествовал по городам, где обитали волшебники, выступал с речами поддержки, призывая бросить все силы на восстановление мира в волшебном сообществе. Гермиона знала, что ему это в общем-то нравилось. Ему следовало поступать не в аврорат, а делать политическую карьеру под руководством мудрых наставников. Для Гарри это была бы лучшая перспектива.
Тем временем в Хогвартсе, точнее в его почти что руинах, кипела жизнь. Минерва МакГонагалл — эта невероятная, стойкая духом женщина, взвалившая на свои плечи руководство разрушенной школой, умудрялась находить время на каждого, кому нужна была помощь. Она одновременно занималась и ведением восстановительных работ, и следила за лазаретом, и заботилась о студентах, по разным причинам оставшихся без крова. Гермиона, конечно же, вызвалась ей помогать. Разве она могла иначе?
В то же время вместе с профессором Слизнортом им удалось восстановить лабораторию в подземельях. Гораций, не питавший большой привязанности к ней во время обучения, внезапно для себя открыл в ней талантливого зельевара. Он часто сравнивал её с другой своей любимой ученицей — Лили Эванс. У Гермионы было много общего с матерью Гарри: маглорождённые Гриффиндорки, жадно стремившиеся к знаниям, добрые и самоотверженные, храбрейшие женщины волшебного мира. Сначала это сравнение ей очень льстило, но случайно проронённая Слизнортом фраза всё перевернула в её сознании.
— Лили была просто красавицей, — сентиментально щебетал он, помешивая зелье. — В неё были влюблены многие мальчишки, особенно её однокурсники. Даже Северус, чего уж говорить!
Гермиона чуть не выпустила из своих рук ложку. Позднее это подтвердил и Сириус, и даже Гарри. Именно он пусть и с неохотой, но отдал ей воспоминания Снейпа, в которых его любовь к Лили выглядела чуть ли не самой важной частью истории. Увидев всё это, в голове Гермионы наконец всё стало на свои места: она нашла ответ на вопрос, откуда Волдеморт знал о пророчестве, почему Поттеров решили спрятать, а главное, из-за чего все эти годы Снейп защищал Гарри в противовес видимой ненависти между ними. Северус любил Лили Поттер. Гермиона сочла эту новость крайне занимательной, особенно в контексте того, что между ними произошло. Удивительно, но ревность, вспыхнувшая в ней в первые минуты, очень быстро сошла на нет. Будто бы её так легко подавило какое-то иное чувство. Но какое? Единственное, что она ощущала при мысли о матери Гарри — живой интерес.
Снейп провёл в больнице почти месяц, и за это время Гермиона навещала его каждые два дня. Она интересовалась у целителей его самочувствием и прогнозами. Колмедики снова и снова говорили ей, что его спасение — просто чудо, случившееся благодаря своевременно оказанной помощи. Впрочем, не всё было гладко: Нагайна повредила его связки, отчего зельевару было противопоказано много говорить. Поэтому визиты Гермионы были исключительно в то время, пока Снейп спал. Таким образом она соблюдала рекомендации колдомедиков, а заодно подавляла соблазн выяснить всё о Лили.
В это же время в больничном крыле Хогвартса находился Люпин. Нельзя сказать, что ему повезло больше — если бы не медальон, его бы уже не было в живых. Однако уже через сутки он очнулся и принялся уговаривать мадам Помфри, что он здоров. Гермиона, как раз в это время подоспевшая в лазарет, пообещала ему всё уладить.
— Тебе нужно отдохнуть, — сказала она, заботливо поправляя его одеяло. — Восстановление займёт всего пару дней.
— Я в порядке, — покачал головой Ремус. — Школе нужна помощь. Я вполне мог бы…
— Ох, перестань геройствовать! — возразила Гермиона, но затем смягчилась. — Ты и так чуть не погиб. В твоей благородности никто не усомнится, даже если ещё несколько дней ты позволишь себе просто полежать в постели.
По правде говоря, она жутко перепугалась за него. Несколько раз за прошедшие сутки у него исчезал пульс. Мадам Помфри уверяла, что делает всё возможное, а задержки сердцебиения говорят лишь о том, что его организм старательно восстанавливается. Тогда Гермиона тайно удвоила дозу его зелий, как когда-то сделал для неё Снейп. К счастью, это подействовало.
— Знаешь, я всё чаще думаю о том, что обязан тебе жизнью, — с улыбкой произнёс Ремус, держа её руку в своей. — Тогда в Министерстве ты закрыла меня собой, и меня… Много лет я винил себя в том, что произошло. Я решил, что защищая тебя, я смогу вернуть тебе это долг.
Гермиона тревожно посмотрела на него. Его лицо было хмурым, будто он говорил не счастливом спасении, а о несчастном случае. Неужели после всего, что с ними случилось, его мучала совесть? В этом был весь Ремус — сгусток комплексов, наматывавшихся друг на друга с каждым годом его жизни, с каждым промахом. Он не считал, что его самоотверженность, его храбрость и порой безумное желание защитить тех, кто ему дорог, могут перечеркнуть все его неудачи. Видя его мучения, Гермиона дала себе слово, что она это исправит.
— Что ж, думаю, что долг возвращён, — резюмировала она. — Теперь ты закрыл меня собой и не дал погибнуть. Один-один.
Едва ли этого было достаточно. Люпин отрицательно покачал головой и большим пальцем погладил тыльную сторону её руки.
— Вот уж нет, — усмехнулся он. — Ты дала мне медальон, от которого отскочила Авада.
— А ты дал мне смысл, — перебила его Гермиона и заставила взглянуть ей в глаза. — Ремус, ты дал мне смысл это сделать! Когда ты говоришь, что это я закрыла тебя собой — это правда лишь отчасти, ведь с другой стороны ты защищал меня. Бессмысленно вести этому счёт. Какая разница сколько раз один из нас спасал другого? Важно, что мы оба живы благодаря друг другу.
Она ласково коснулась ладонью его щеки. Кто сказал, что мальчишки когда-то вырастают? Каким бы взрослым Ремус не был, сейчас в своём смущении он ничем не отличался от Гарри или Рона. Разве что пару седых волос, да двухдневная щетина выдавала его возраст. Прилив нежности побудил Гермиону податься вперёд и мягко поцеловать Люпина.
Через неделю мадам Помфри разрешила ему покинуть больничное крыло. Близилось полнолуние, и бедный Ремус был вынужден снова бездействовать. Впрочем, благодаря аконитовому зелью, немного усовершенствованному Гермионой, процесс трансформации стал менее болезненным и Люпин быстро оправился. В том числе и благодаря его стараниям Хогвартс уже в сентябре того же года был готов принять учеников обратно. Минерва, став директором, уговорила его остаться. Впрочем, «уговорила» — не совсем верное слово. Она скорее настояла на том, чтобы Люпин не только остался преподавать, но и занял должность декана Гриффиндора.