Пологий холм, на котором стоит церковь Василия на Горке, спускается к детскому парку с аттракционами, деревьями, лотками с попкорном и сладкой ватой, и родителями с детьми, радующимися первому скудному ноябрьскому снежку.
Скрип тяжелой двери заставляет меня и Юлю обернуться. На паперть выходит Алексий с кадилом в руке и с требником подмышкой. Бросив на меня тревожный взгляд, святой отец объявляет выскочившей навстречу ему тете Зине, что панихида окончена и можно выносить тело.
2. Девочки
На стол рядом с тетрадью для лекций приземляется слоеный пирожок на гофрированной бумажной тарелке:
— С говядиной и грибами!
Я лезу в сумку за кошельком. Оля протестующе машет руками.
— Вчера был в собесе. Всё, как я говорил: сиротам назначают пенсию, пока учишься на очном. Документы уже подал. Бабушкина подруга мне еще денег оставила, — с этими словами я бодро отсчитываю металлические рубли.
Оля не поддается. Я высыпаю горстку мелочи на ее раскрытую тетрадь. Она тут же сгребает деньги и пересыпает на мою половину.
Когда я дожевываю слойку до начинки, то мне стоит большого труда сдержаться и не вывалить содержимое рта обратно на тарелку. Проглотив тухлую дрянь, я вливаю в пищевод пол пластикового стаканчика обжигающего чая.
Оля заметила выражение у меня на лице:
— Ты чего?
— Понюхай.
— Говядина как говядина, — заключает она после тщательной одорологической экспертизы. — У тебя от стресса, наверное, печень расстроилась, и горечь во рту потому. Да и вид нехороший. Совсем не спишь?
Я молча киваю, отодвигаю от себя тарелку с надкушенным пирожком и тянусь за зубочисткой.
— У меня, когда бабушка умерла, такое же было. Не могла ночью спать. Как свет выключу, паника: непонятно чего, просто боюсь — и всё! А потом на па́рах глаза слипались.
— У меня так же, — отвечаю я, чтоб не вдаваться в подробности.
— Ты с телевизором попробуй спать. Мне помогало, — советует она, потом молчит и задает вопрос, который, наверное, давно хотела задать.
В лесу? Ночью? На самом деле, ничего толком я там не увидел. Когда навстречу нам с Точкиным выбежал капитан Любимов и заорал, матерясь, что дальше нельзя, метрах в двадцати за его спиной в свете десантных фонариков, лучи которых хаотично сновали по мху, я разглядел какую-то кровавую кашу. Раздался окрик, и фонари потухли.
«Медведь», — еще по дороге назад вынес обвинительное заключение Любимов, но Точкин усомнился в этом. Как сосед поведал позже, в каком-то своем незапамятном прошлом он однажды собирал малину в лесу и так увлекся, что не расслышал хруста ветвей за спиной. С царем леса он встретился лицом к лицу и сделал первое, что пришло в испуге на ум, — протянул зверю ведерко. Медведь сунул в него лапу, взял ровно половину, положил в рот, разжевал с явным наслаждением и потопал восвояси, не причинив человеку вреда.
Судмедэксперт подтвердил, что, хотя неизвестное орудие по оставленным следам и напоминает клыки, раны не могли быть нанесены зверем. На допросе я узнал, что место преступления выглядело так, словно кто-то, выпотрошив двух пожилых женщин, потом еще долго то ли топтался по ним сапогами, то ли катался телом. Немолодая следовательница спросила для протокола, не знаком ли я с Родионовым Романом Михайловичем. О нем до сих пор писали в местных и не только СМИ, а какие-то питерцы даже приезжали снимать документалку.
1981 г. р., приятной внешности, тип лица европейский, темно-русые волосы, на вид 25–30 лет, рост 184 см, телосложением тонок и строен — после садистской расправы над несколькими пенсионерками в лесу в прошлый грибной сезон он сам явился с повинной и был отправлен по решению суда на принудительное лечение.
В день, когда была убита бабушка, Родионов бежал из спецпалаты Псковской областной психиатрической больницы № 1, что в деревне Богданово на Гдовской трассе. Путь почти в сорок километров до леса за рекой Лочкиной он проделал не иначе как на попутке.
Заведующий отделением долго не мог поверить, что его пациент прорвался сквозь охраняемый периметр, и вместе с командой санитаров несколько часов обыскивал территорию больницы. Прежде чем уйти в лес, Роман заглянул в одну из старушечьих палат и устроил там кровавую баню. Когда обнаружили тела и позвонили в полицию, было уже слишком поздно.
— Так его поймали, не знаешь еще?
— Нет, в розыск объявлен.
— Ужасно!
Я поворачиваю голову и смотрю на Леру, которая протискивается на свободное место на третьем ряду. При этом она картинно воздела руки, в одной из которых держит смартфон, а на другой болтается сумочка. На ней новая кофточка блестящего цвета и джинсы в облипку.