Костя любил жизнь, играл на гитаре, в КВН, и человеком был равно веселым и находчивым. Посмертной записки не нашли ни при нем, ни в личных вещах, и в самоубийство никто не верил. Из следственного отдела приходили прямо на лекцию. Опрашивали сокурсников и его бывших девушек, две из которых учились в нашей группе.
Последними, кто видел его живым, оказались Лера с Викушей. Костя шагал на занятия к первой паре и, когда уже почти поравнялся со ступенями корпуса, за спиной его остановился автомобиль. Приоткрылась передняя пассажирская дверь. После короткого разговора он сел в машину, которая тронулась в сторону Запсковья.
Ни водителя, ни пассажира на переднем сиденье подружки не рассмотрели, слов беседы не слышали, марку не запомнили и смогли показать только, что автомобиль был черного цвета. С номером возникла путаница: то ли «555», то ли «777» — сошлись лишь на том, что он состоял из трех одинаковых цифр.
— Меня на свадьбе поиграть попросили, — начал рассказывать мне мертвый Костя. — Я вообще в институт шел. Говорю: «У меня даже инструмента с собой нет». А мне в ответ: «Выдадут, не тревожьтесь».
Когда он услышал, что едут в «Усадьбу», то был уверен, что речь — о кафе на Запсковье, но машина за мостом через реку Пскову сразу свернула вглубь старинной малоэтажной застройки, долго петляла по улочкам и высадила пассажиров перед жилым зданием аварийного вида без вывески.
Торжество проходило в подвале. По лабиринту узких ходов с крысами его провели в зал, такой низкий, что рослый музыкант едва не стукался о потолок макушкой. Вместо электричества на столах коптили масляные светильники, а гости были одни старики и старухи, на вид все как беглые каторжники. Молодоженов он поначалу не заприметил, но потом в одном из темных углов мелькнуло белое платье. Новобрачную звали к гостям, но та будто стеснялась или боялась чего-то. Наконец со своего места встала дородная старуха, бывшая за главную, вывела девушку под руку, усадила рядом с собой, плеснула ей вина и бросила на тарелку шмат вареного мяса.
На бледной шее у невесты музыкант мельком заметил тонкое черное колье. Любопытствуя, он привстал, как бы ненароком подошел ближе и тогда рассмотрел через вуаль лицо своей второкурсницы. У ближайшей из старух тихо поинтересовался про жениха и услышал в ответ: «Какой жаних? Нет жаниха у ей». Свадьба закаркала на все лады: «Нет! Нет жаниха! И ребенка у ей отобрали!» Невеста зарыдала. Когда с плеч ее упали волосы, «колье» вдруг оказалось темным следом от веревки на шее.
— Другая ведьма балалайку сует: «Потрынькай!» А я чего? Я на гитаре только. «Горько! Горько!» — Кричат. Таньку ко мне ведут, — с этими словами из пальцев чертыхнувшегося Кости выпрыгнула красно-белая пачка, которую он во время всего рассказа беспокойно вертел в руке. Сигареты веером рассыпались по плитке.
С проклятого торжества музыкант, как был с балалайкой, бросился прочь. Отыскав выход из полутемного зала, он бежал, спотыкаясь, по коридорам за обманчивым светом вдали. Когда совсем запыхался, сел на пол и тут только заметил, что вместо балалайки держит в руках веревку. Поднял глаза и увидел под потолком ржавую трубу. Пахло землей и овощной гнилью.
— «Никарахтерный ты мужик! Абалырил девку и не звонишь!» — Меня ругали. Да я звонил. Она сама трубку не брала. Как только узнал, то ей денег даже на женскую консультацию предлагал. А она: «Еще чего! Сама разберусь!» Вот так и разобралась.
— Странная свадьба-то. В восемь утра.
Костя нервно кивнул.
— Небось, гонорар посулили хороший?
— Да не в гонораре дело!
— Знакомый кто?
Не успел он ответить, как дверь в туалет интеллигентно отворилась. На пороге возник преподаватель естествознания доктор физ-мат наук Фридрих Карлович Эхт.
В конце сентября он сменил на курсе скоропостижно скончавшегося старичка-биолога. С зоофака старичок принес с собой обидную кличку — «Копролит». Лет Копролиту было не меньше сотни, и настоящего его имени никто не помнил. Хотя умер он прямо посреди нашей пары, о случившемся мы узнали только на следующий день: тогда, на лекции, все подумали, что преподаватель, как бывало с ним не раз, просто заснул за столом.
— Здесь не курят, — объявил Фридрих Карлович, просверлил взором пустое место, где только что стоял Костя, и потом посмотрел на меня.
— Здравствуйте, — у меня во рту так и осталась незажженная сигарета. На полу валялась рассыпанная пачка.
Эхт сдержанно кивнул и пошел к писсуару своей хромающей на обе ноги походкой. Странный препод, если не сказать зловещий. Все боялись его, и даже Светка не пропустила, кажется, ни одной лекции по естествознанию, хотя забивала на всё подряд. Когда раздался звук струи о фарфор, то, готов поклясться, что в туалетном воздухе я различил запах серы.