После «окна» у нас в расписании стоял семинар по православной культуре. Занятия вела Абакумова, в прошлом преподаватель научного коммунизма. Говорили, что свой прежний курс она всегда заканчивала авторской экскурсией в домике «Искры». Нам же предстояла прогулка по псковскому крому с посещением Свято-Троицкого собора.
Оставалось еще минут сорок, но в кафешке на первом этаже девочки оккупировали все сидячие места, и я решил прогуляться. До крома, который на московский манер все называют кремлем, метров сто ходу: надо перейти через Октябрьский проспект, обойти кинотеатр «Октябрь» и спуститься с возвышенности.
На лотках у торгашей стоят и висят сувениры: магнитики, копилки-башенки, платки с русскими узорами, деревянные булавы с шипами — всё китайского производства. Вид на Довмонтов город, точнее его подножие, открывается сразу за кремлевскими воротами. В этом городе не жили — только молились. Пятнадцать наседающих друг на друга крохотных, по габаритам ближе к часовням, церквушек в одно время с внешней стеной и башнями были возведены в XIII веке при правлении в Пскове литовского князя Довмонта, крещенного Тимофеем. В годы Северной войны Петр Великий вместе с доброй половиной псковских храмов велел разобрать Довмонтово благолепие на хознужды: готовились к осаде. Шведам так и не суждено было добраться до возведенных Петром укреплений, но под конец войны из Риги пришел мор. Вдобавок пожар опустошил город.
Оставшееся население император погнал на строительство новой столицы на Неве, из чего можно заключить, что скорее петербуржцы, чем современные псковичи вправе считать Древний Псков вместе с вечевой республикой своей исторической вотчиной. К концу XVIII столетия в некогда крупнейшем после Москвы русском городе едва теплилось триста жилых дворов. В следующем веке Псков заселялся заново.
На территории Довмонтова города храмов больше не строили. И, хотя мысль воспроизвести его в былом виде приходила время от времени в головы псковских реставраторов, ограничились пока что аккуратно оформленными фундаментами и стендом для посетителей.
Возле этого стенда я и повстречал одиноко стоявшую Олю. Увидев меня, она бросилась поправлять мой выбившийся из-под куртки шарф, хоть сама уже успела продрогнуть.
— Ты так и не ешь ничего?
— А что, очень заметно? — Усмехнулся я. Стометровку шагом я одолел с трудом, удары сердца до сих пор отдают в затылок как топор дровосека.
— Заметно, — качает головой Оля. — Хоть о́труби купил?
— Купил. Не помогает.
Еще на прошлой неделе я разжился в аптеке упаковкой ржаных отрубей, размочил в воде горстку и кое-как запихал в себя. Дня три я употреблял их и потом перестал: улучшений всё равно не наблюдалось. Даже видом эта хлебная кашица мало напоминала самодельное бабушкино снадобье древесно-желтого цвета, похрустывающее на зубах. Вкус у него был терпкий и такой противный, что для того, чтобы избавиться от послевкусия, мне приходилось чистить зубы. Взявшись разыскать рецепт, я пролистал истрепанную записную книжку с холодильника, но обнаружил лишь записанные дни рождения, адреса и мобильные номера: электронной памяти своего телефона бабушка не доверяла.
— Все-таки к врачу надо! — Упрямо твердит Оля.
А я даже без понятия, где находится наша поликлиника: всю жизнь меня лечила бабушка.
На мощенной булыжниками дорожке мы обгоняем пару пожилых эстонцев. Под деревянным навесом по верху стены гуляют подростки, тоже иностранцы, судя по размашистым жестам и курткам кричащей расцветки.
— С кем будешь Новый год встречать? Один? Приходи ко мне.
Сидеть за праздничным столом с чужим семейством мне хочется еще меньше, чем быть одному:
— Давай лучше ты ко мне.
— Давай! С меня — салаты.
За внутренними крепостными воротами собор Святой Троицы открывается взорам в своем полном величии. Не считая телебашни, в Пскове ничего выше до сих пор не построили. Главный золотой купол можно разглядеть не только из любой точки низкорослого Старого Запсковья, но и на подъезде к городу по Гдовской трассе, километров за двадцать до кремля.
Перед собором стоит экскурсия. У гида нет бороды, но я замечаю краешек рясы, что выглядывает из-под длинного пальто. В звучном баритоне слышны характерные церковные интонации. В группе почти все — женщины. Среди них стоит девочка-подросток с приоткрытым ртом. На голову поверх вязаной зимней шапки у нее натянут капюшон. Бедно одетая старушка цепко держит дурочку за руку.