- Конечно, я всего лишь гиноид... - робко сказала Аяме. - Но я тоже хочу жить.
- Кем ты раньше работала? - спросил Санширо.
Ее щеки стали совсем пунцовыми.
- Не могу ответить.
- Не стоит стесняться нас, практикующих мастеров боевых искусств, - сказал Санширо. - Мы повидали многое.
"Заткнись", - мысленно взвыла Цубаки.
Она не хотела слушать все это.
После некоторой паузы Аяме склонила голову и тихо произнесла:
- Я была машиной удовольствий. Но после Войны одного дня наш бордель разгромили, и мы разбежались кто куда. Я исходила всю страну... Теперь я здесь. Конечно, во мне время от времени просыпается программа, и я выделяю смазку... - Аяме не знала, куда деть глаза. - Но сейчас все нормально. Вроде держусь.
Санширо понимающе кивнул.
- Я привыкла здесь жить. Тут хороший город и хорошие люди, - прошептала Аяме. - Мы ведь победим?
- Все зависит от Цубаки, - сказал Санширо.
"Вот урод!"
Безысходность окутала ее, как затхлое одеяло.
Цубаки резко встала.
- Вы не должны умирать за меня! - отчаянно заявила она.
- Ого, - сказал Санширо.
- Я освобождаю тебя от клятвы, Санширо. А вы, Аяме-сан... - Цубаки опустилась перед ней на колени. Слова шли тяжело. - Простите, но вашу идзакаю сожгут... Не ждите этого, уходите скорее. Иначе сожгут и вас.
Аяме смотрела на нее и молчала, не зная, что сказать.
Цубаки еще никогда не было так стыдно.
Наконец гиноид мягко коснулась ее волос, как это делала когда-то мать, и произнесла:
- Встаньте. Вы можете сбежать вместе со мной. И Санширо-сан пошел бы с нами.
- Ха! - отрезал Санширо. - Глупости!
Аяме испугалась.
- Почему?
- Долг надо исполнять, - убежденно сказал он.
- Да, - сказала Цубаки, поднимая на нее взгляд. - Я должна завтра пойти и сразиться с Ван Тао. А вы - уходите, чтобы не погибнуть вместе со мной.
- Но...
- Вы должны уйти! - закричала Цубаки.
Остатки слов повисли в воздухе, и воцарилось тяжелое молчание.
Никто не знал, что сказать дальше.
- Ладно, - сказал Санширо. - Не расстраивайся. Уйдем ночью, Аяме-сан.
Аяме поспешно кивнула. Цубаки молчала.
Санширо положил себе на колени приемник и включил кнопку.
- А пока - послушаем музыку, что ли.
Цубаки сидела в большой ржавой ванне и мыла голову. Ее охватило некое меланхоличное отчаяние. Она вспомнила случай из детства. Как-то раз она притащила с прогулки котенка, маленького и пушистого. Мастер Шиппей позволил оставить его, только с одним условием: Цубаки сама будет убираться за ним.
"Конечно!" - опрометчиво заявила она.
Само собой, свое обещание она не сдержала. Ей бы за собой уследить, не что за котенком. Зверек нагадил в зале тренировок. Мастер Шиппей вызвал маленькую Цубаки к себе и приказал ей избавиться от любимца - раз уж не заботится, пусть хотя бы прогонит.
Цубаки плакала и на коленях умоляла мастера, заверяя, что в этот-то раз она точно сдержит обещание. Хмурясь, Шиппей дал ей последний шанс. Сначала она убиралась за котенком... но вскоре ей это, конечно, надоело, и она перестала за ним следить.
Ничего не случится, - легкомысленно решила Цубаки.
Котенок снова нагадил.
Мастер понял, что она не сдержала обещание, и прогнал котенка сам.
"Он поступил правильно, - подумала Цубаки. - А слово надо держать. Всегда. Это и есть честь воина, честь мастера... даже якудза знают, что такое честь".
Она вздохнула.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Санширо с полотенцем, обмотанным вокруг металлических бедер. От него валил пар. Цубаки завизжала, прикрывая грудь. Санширо покачал головой. Присев на край ванны, он спокойным тоном сказал:
- Здесь нечего стесняться. Я робот. Роботы не испытывают физиологических желаний.
- А... а, - чуть успокоилась Цубаки, но руки от груди убирать не стала. - Ты еще не ушел?
- Нет. Надо поговорить.
- Ты больше не мой вассал.
- Знаю, - Санширо посмотрел на пузырьки пены. - Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.
- И откуда?
- Я запоминаю малейшее движение мышц человека, все его мелкие жесты, незаметные даже для него самого, и на основе этого воспроизвожу его движения, - сказал он. - При этом составляется его психоматрица. Я могу уловить самую суть человека и поставить себя на его место. И я знаю твой образ мыслей, я знаю твой характер. Сейчас тебе очень трудно, - сказал он.