Воспоминания нахлынули, жизнь завершила оборот по спирали. События юности достали меня бумерангом. Я подошел к окну, закурил. Сквозь его приоткрытые створки в комнату проникал свежий воздух. Воздух осени, расставляющей все по местам. В конце концов, сказал я себе, как говорил тысячи раз до того, пути господни неисповедимы и никто не может знать, как бы все вышло. Надо радоваться тому, что имеешь, а не умеешь радоваться, так учись. Создатель требует от нас смирения, иначе не стал бы гнать людей из рая. Только вот беда — психотерапевт из меня хреновый, особенно если сам же предстаю перед собой в роли пациента.
Но, как тут же выяснилось, настоящее потрясение ждало меня впереди. Вернувшись с кружкой кофе к компьютеру, я постарался отключить эмоции и заняться поиском ответа на вопрос Изольды. Гороскоп смерти знакомого тебе человека составлять, вообще говоря, неэтично, но Хлебникова я фактически не знал и угрызений совести не испытывал. Тем не менее, легшая рядом с натальной картой распечатка меня поразила. Никогда раньше я не видел столь ясного указания звезд на близость кончины! Комбинация аспектов в гороскопе была откровенно разрушительной, а четвертый и восьмой дома активны и связаны. Ось затмений на куспиде второго и восьмого домов лучше любого свидетельства о смерти говорила, что Батон не жилец. Но, что еще хуже, смерть его ждала насильственная! Об этом буквально кричала Черная Луна в конфигурации с Плутоном и Сатурном. В астрологии принято считать, что непосредственная угроза для жизни имеет место при совпадении нескольких показателей, в карте Хлебникова их хватало с избытком. И еще, что меня буквально доконало. По гороскопу смерти, если его умело расшифровать, можно судить о том, с каким багажом за плечами покидает человек бренный мир… — я снял очки и протер их концом носового платка. Протер тщательно, не жалея времени и сил. Батона я не видел тысячу лет и как он жил все это время не знал, но мне было его очень жаль. Колотишься так вот изо дня в день, а потом оглянешься на прожитое и оторопь берет. — Груз дел Хлебникова был черен!
Я выключил компьютер. Что с того, что человек для меня фактически чужой и дружеских чувств к нему я уж точно не испытываю, бессознательно он остается частью моего мира, того главного, что мы забираем с собой в жизнь из юности и детства. На душе было тяжело. Я лег на диван и, закинув руки за голову, принялся смотреть в требующий ремонта потолок, как вдруг поймал себя на том, что думаю о Хлебникове в прошедшем времени. Это мне сильно не понравилось. Изольде, решил, ничего не скажу, а деньги верну, мол не получилось и все тут. В конце-то концов, что я, заместитель Господа по кадрам, чтобы отвечать на такие вопросы!..
Звонок Савелича вернул меня к действительности, возможно я незаметно задремал. Так, чтобы просто поговорить, Нелидов мне никогда не звонил, поэтому я удивился, когда разговор наш он начал словами:
— Я тут подумал, а ведь мы с тобой относимся к среднему классу! К самой нижней его прослойке, читал ведь Горького «На дне»? Если учесть, что чиновникам и олигархам содержать народ накладно, а выгоды от него никакой, от нас должны избавиться в первую очередь. Не подумай чего, исключительно демократическими методами, через ускоренное естественное вымирание населения…
В нарушение всех норм приличия я сладко зевнул и с удовольствием потянулся всем телом.
— Если надо чего, я сбегаю, мне не в лом!
— Хам ты, Картавин, хотя с виду и интеллигентный человек! — поставил меня на место Нелидов. — Неужели я не могу в порядке общения поделиться с тобой своими соображениями?..
Савелич был прав, хотя раньше за ним такого не водилось. Голос его звучал одновременно напряженно и устало:
— Как твои дела?
Мать моя женщина! В зоопарке, должно быть, околело целое стадо медведей, если, конечно, они живут стадами. В кои-то веки раз проявил заботу, и о ком? Обо мне! Старику надо было срочно измерить температуру и лечь в постель с мокрым полотенцем на голове. Спрашивать, без сомнения, я был не должен, вырвалось само:
— Вы как себя чувствуете? Может Лиде позвонить, я мигом за лекарством сгоняю…
Дочь со своими квелыми мужиками могла запурхаться и про отца на время забыть. Вариантов ответа у Нелидова было два: послать меня по матери и потом бросить трубку или сделать это сразу. Он выбрал третий, тяжело вздохнул.
— Самому-то ничего не надо? А то не стесняйся, заходи…
И такое смирение звучало в его голосе, что я чуть не расплакался. Похоже, жизнь моя вступала в полосу чудес и рождественских сказок, хотя до рождества еще оставалось около полугода.
— Кусочек счастья, Савелич, желательно побольше и в праздничной упаковке! — сказал, и тут же почувствовал себя последним скотом. Отвык от простых человеческих отношений, очерствел. Стремясь загладить вину, предложил. — Хотите, смотаюсь за бутылкой, — и соврал, — мне все равно надо в магазин…
Тремя этажами ниже Нелидов только пожал плечами.
— Спасибо, этого добра хватает! Заходи вечером, посидим. И вообще, если надо чего, не стесняйся…
На этой загадочной фразе наш диалог и закончился. Что старик имел в виду так и осталось неясным.
Остаток дня я прослонялся по квартире, пытался читать, но без пользы, голова была занята другим. Прибрался немного в комнате, чтобы, хоть на первый взгляд, она не выглядела лавкой старьевщика. Изольду?.. Да, ждал, но точно не «как ждет любовник молодой минуты верного свиданья», мне нужны были объяснения. Я давно не верю в случайности и в то, что произошло невероятное совпадение, поверить тоже не мог.
Надо сказать, мадам Грабович ничего подобного и не утверждала, а повела себя так, будто мы сообщники и посвящены в какую-то тайну. Переступив порог, сделала движение меня поцеловать, по крайней мере мне так показалось. Впрочем, при моей богатой фантазии, я мог все и выдумать. Но выглядела она точно по другому. Я в этом деле не великий специалист, но обтягивающие джинсики и декольте на двенадцать персон наводили на мысль, что ее слова про симпатию не были таким уж преувеличением. Утверждать, что моя гостья намеревается меня соблазнить, я бы не стал, но с точки зрения научной добросовестности, исключать такую возможность из рассмотрения было бы некорректным.
— Ну и что вы обо всем этом думаете? — поинтересовалась Изольда, как-то очень по домашнему устраиваясь в знакомом кресле.
И вопрос ее прозвучал совершенно конкретно, а не ради приличия, как этого требует начало светской беседы. Врасплох он меня не застал, перед самым ее приходом я еще раз просмотрел гороскопы и решил держать язык за зубами в том смысле, что ограничиться самыми общими, ничего не значащими словами. Положил перед ней на журнальный столик распечатки и сел напротив на диван, демонстрируя тем самым нежелание ничего комментировать.
Она взглянула на них мельком и подняла на меня глаза.
— Похоже, мы пользуемся одной и той же компьютерной программой!
— Что, — не понял я и даже потряс для освежения восприятия головой, — что вы сказали?
— Картинки эти я видела еще дома, — пояснила Изольда на голубом глазу, хотя глаза у нее были карие, а выражение холеного лица безмятежным.
Такого издевательства я не выдержал, взорвался.
— В таком случае какого черты вы ко мне обратились! Забирайте свои деньги и катитесь на все четыре стороны…
Поскольку, вскочив на ноги, я начал лихорадочно шарить по карманам, она приложила к губам палец с кроваво красным маникюром и кивком головы показала на диван. Я готов был поклясться, что ногти вчера у нее были перламутровые, в цвет помады, но поскольку клятвы с меня никто не требовал, опустился, как сдувшийся шарик, на подушки. Жалобно всхлипнув пружинами, они приняли на себя мое тело.
Изольда довольно улыбалась.
— Теперь поговорим!
Однако вместо того, чтобы объясниться, вытащила из пачки сигарету и, не дождавшись от меня огня, щелкнула зажигалкой.