Игорь Леонидович перебил.
— Обрати внимание, дорогая, это говоришь ты, не я!
Словно ненароком отойдя к окну, Елена Сергеевна отодвинула в сторону легкую занавеску и обвела темный двор взглядом. Продолжала тем же тоном, как если бы слова ее следовали непосредственно после невидимой запятой:
… — при желании, в это можно поверить! Тем самым ты оправдываешь себя, мол, не я такой, жизнь такая. Впрочем твой Хлебников в романе так прямо и заявляет…
Игорь Леонидович слушал жену со снисходительной улыбочкой.
— А разве это не правда? Мой книжный Хлебников, да и я сам, мы служим людям, в том смысле, что удовлетворяем их потребность…
— В таком случае, чем вы лучше проституток!
— А я этого и не утверждаю! Не моя в том вина, что человеку хочется валяться в грязи и почитывать сальненькое, не я его создал… — Игорь Леонидович помедлил. — Знаешь, у меня такое чувство, что ты нервничаешь!
Елена Сергеевна непонимающе передернула плечами и вернулась к креслу. Вытряхнула из пачки новую сигарету.
— Мне важно, — продолжал развивать мысль Хлебников, — что книжка тебе понравилась, это главное. Помнишь, когда сидели в кафушке я заметил, что хочу романом тебе кое-что сказать?.. Так вот, я написал его для тебя! Иногда у меня возникает чувство, что ты не то, чтобы жалеешь… — умолк, подыскивая слова, — ты пытаешься представить себе, как сложилась бы твоя жизнь, выбери ты не меня, а Картавина. Ничего не говори, подтверждения не требуется! В этом, кстати, нет ничего зазорного, мы все не прочь помечтать о несбывшемся. Вот я и решил тебе помочь, нарисовать портрет Стэнли, каким он стал, и рассказать про его жизнь, которую тебе пришлось бы с ним делить. А она, дорогая моя, убога…
Обнаружив, что все еще сжимает в руке стакан, Хлебников приложился к коньяку. Как человек творческий, привыкший разнообразить текст отступлениями, позволил себе отвлечься и на этот раз.
— Задумывалась ли ты когда-нибудь о происхождении слова искусство? А ведь это имеет прямое отношение к тому, о чем мы с тобой говорим! Его корень: «искус» означает соблазн прожить наряду со своей жизнью еще и чужую. Возьми художников, не говоря уже о писательской братии, а тем более актерах…
Игорь Леонидович осекся и уставился с удивлением на жену. Вытянув шею, Алена к чему-то прислушивалась. В следующее мгновение метнулась к двери и скрылась в коридоре. Видеть не могла, но знала, что в другом его конце ее ждут. Пробежала легким шагом по ковровой дорожке и, спустившись по лесенке, припала к груди мужчины.
Он обнял ее, прошептал на ухо:
— Все, как договаривались?
Ответила эхом:
— Да, поспеши!
И, достав что-то из глубины полки, сунула незнакомцу в руку.
Через несколько секунд она уже входила в гостиную. Не дожидаясь вопроса, бросила:
— Почудилось! Так о чем ты говорил?..
— Экая ты у меня стала пугливая! — довольно ухмыльнулся Хлебников.
За время отсутствия жены он успел опустошить стакан и снова его наполнить. Не то, чтобы боялся пить при Алене, ее упреки были в прошлом, а как-то так, без особых причин. То ли возымела действие похвала, то ли коньяк, только Игорь Леонидович благодушествовал.
— Обыватель любит обвинять творческих людей в разврате, а того не понимает, что нам как воздух необходимо разнообразие ощущений. Искус прожить другую жизнь это неиссякаемый источник новых красок и чувств, он дарит нас…
Хлебников умолк. Тема соблазна в искусстве требовала обстоятельного рассмотрения, но его внимание привлекла резная дверь. Она начала открываться. Медленно и бесшумно, как в фильмах ужасов. Слишком медленно и слишком бесшумно, чтобы это было правдой. Не в состоянии отвести от нее взгляд, Игорь Леонидович чувствовал как по спине бегут мурашки, а ладони становятся влажными.
Должно быть прошла вечность, прежде чем в комнату вступил мужчина. В длинном распахнутом плаще, с шевелюрой седеющих волос. Руки в обрамлении белых манжет держал в карманах. Обведя неторопливым взглядом гостиную, незнакомец повернулся к Хлебникову. Тот сделал движение подняться навстречу, но сидел настолько неудобно, что был вынужден вернуться на подушки дивана. Непрошенный гость, тем временем, нащупал на стене выключатель и под потолком тысячью хрустальных подвесок вспыхнула люстра.
— Ну, здравствуй, Батон! Все лохматишь бабушку, играешь в слова?
— Картавин?! — только и смог, что выдохнуть Хлебников.
— Я вижу, ты мне не рад! — нахмурился Стэнли. Подошел ближе, остановился по другую сторону низкого стеклянного стола. — А ведь писатель должен быть счастлив повстречать в жизни своего героя, такое мало кому удается…
— Картавин… — повторил Игорь Леонидович, но уже с другой, не такой напряженной интонацией.
Стэнли взял со стола бутылку и посмотрел на этикетку. Наполнил стоявшие тут же стаканы. Один подал Алене, со вторым в руке прошелся по комнате. От опытного взгляда Хлебникова не ускользнули уверенная манера держаться и хороший, ладно сидящий костюм. Плащ он не снял, как если бы не собирался засиживаться. Вернулся к столу, привычным движением поправил на носу очки.
— Все в точности, как в последней главе романа! Ночь, на дворе осень, луны, правда, нет, но она скоро покажется… — сделал глоток коньяка. — Я прочел, мне понравилось. Особенно тронуло, что ты не забыл тот мой детский стишок.
Глядя на Елену Сергеевну, с улыбкой продекламировал:
Начавший приходить в себя, Хлебников тоже смотрел на Алену.
— Ты все знала и молчала?..
— Хотели сделать тебе сюрприз! — ответил за нее Картавин, и продолжил с расстановкой, как если бы взвешивал по мере произнесения слова: — Да, предсказывая тебе литературное будущее, я не ошибся… — замолчал, улыбнулся одними губами, — ошибся я в другом! Очень уж мне хотелось в тот вечер произвести на Алену впечатление, и это в полной мере удалось. Вот только эффект не рассчитал. Молод был, плохо знал жизнь. Какой может быть выбор между подающим надежды писателем и юродивым? Так, кажется, ты меня отрекомендовал?.. — усмехнулся, вскинул успокаивающе руку. — Нет, Батон, я не в обиде, правдой ведь не задразнишь!
Сидевший перед ним Хлебников чувствовал себя крайне неудобно. Поспешил спросить:
— Но как тебе удалось нас найти?
— О, это проще простого! Я обычно поганый ящик не смотрю, да и нет на это времени, а тут включил, а там ты с умным видом несешь такую хрень, что уши вянут. И так мне вдруг захотелось прикоснуться к нашей молодости, что я поднял трубку и набрал номер. Справочник Союза писателей распух от твоих телефонов, ты ведь у нас нынче генерал…
Картавин поставил недопитый стакан на каминную доску и вытащил сигареты. Закурил, бросил спичку в огонь. Елена Сергеевна опустилась на диван, на его дальний от мужа край.
К Игорю Леонидовичу начало возвращаться самообладание.
— Как же, как же, помню! Я еще долго потом не мог понять, какого черта ты звонил…
Губы Стэнли сложились в издевательскую улыбочку.
— Нет, Батон, в тот первый раз я говорил с Аленой! Можешь себе представить, она меня сразу узнала и я снова почувствовал себя лопоухим парнишкой, по самые эти уши влюбленным в девочку из своего класса. На следующий день мы вместе пообедали, а потом долго гуляли по бульварам и то разговаривали взахлеб, то молчали, и молчать нам было не в тягость. Наверное потому, что молчали мы об одном и том же. Тогда-то я и понял, что счастья Алене ты дать не смог. Но идея твоего романа появилась у нас несколько позже…
— Что? — подпрыгнул на диване Хлебников. — Идея моего романа?!..
— Сиди спокойно и не дергайся! — оборвал его Картавин. — Сам в последней главе написал: просить прощения мы не будем, но кое-что объяснить я чувствую себя обязанным! Как-то так, да? Теперь пришла моя очередь, но прежде хорошенько выпей, тебе это понадобится. Мысль подтолкнуть тебя к написанию романа о нашей молодости появилась у нас, когда мы начали встречаться. Разговаривая с тобой по телефону, я постарался звучать так, как если бы остался таким же, каким ты меня помнил, и этим спровоцировать тебя еще раз утвердиться за мой счет.