Выбрать главу

— Дорогой Си-Нут, — ответил Анпу — мы благодарны тебе, твои слова и вправду бесценны, это слова преданного жреца с храбрым сердцем. Ты получишь в Маади защиту, достойное место в храме Нут, будешь вознаграждён и не будешь ни в чём нуждаться. Но только Асет уже нашла то, что ей нужно. Своё счастье и свою любовь. И не по её нраву захватывать Трон хитростью, когда соперник сражается в битве. А Трон Та-Кем Асет себе вернёт, и скоро ты узнаешь как.

— Но почему Асет нет среди вас?

— Пойдём со мною, я накормлю тебя после долгого пути, дам отменного вина и расскажу всё, — сказал Анпу, встал со своего Трона Богоравного, взял едва отдышавшегося жреца за руку и повёл его в свои покои.

«Его слова бесценны!» — сказал Себек и вышел из зала, направившись к городским воротам, выходящим на берег Хапи. Под покровом ночи ему удалось выйти к Реке незамеченным. Только он один знал, от одного из купцов, прибывшего недавно по морю с востока, что Хал Саадома и его сын, принц Саадома Ханар заключили союз с правителями Городов Красного моря, чтобы пойти на Та-Кем, напав именно у Небта, а оттуда — пойти на Ар-Маат.

Себек не одобрял Сета и его насильственного захвата власти, но, когда враг угрожал Та-Кем, наступало время забыть о раздорах. Сету немедленно нужна была помощь, и он мог ему помочь. Себек с разбега прыгнул в воды Хапи, тут же обернувшись крокодилом, громадным, размером с храмового, и поплыл вверх по Реке так быстро, как только мог, по пути призывая своё воинство, «детей Себека» следовать за ним и защитить Свет Маат и Славу Великих Предков, во имя Хранителя.

* * *

Асет сидела на траве. Она была счастлива, но это было новое, не изведанное ею счастье. Нет, такого счастья она раньше не испытывала! Она трепетно гладила камень, принесённый из другого мира и нежно-нежно шептала: «Хору»…

— Что такое, Асет? — Усер услышал её шёпот, увидел счастливое лицо…

— Усер, я хочу сказать тебе что-то важное, очень важное…

— Рад услышать любые твои слова, любимая!

Ты помнишь, я обещала Великому Хранителю, что мы назовём нашего сына Хору, во имя этого камня — подарка — бесценного подарка Хранителя?

— Да, я помню!

— Я уже знаю, я чувствую — Хору под моим сердцем!

— Я знаю, любимая! Ты спросишь, откуда? Когда Ка вернулось в моё тело, и я открыл глаза, первое, что я увидел, — соколиная пара, свившая гнездо на скале, которая стала частью восточной стены нашего собственного Великого Храма, хотя и просуществовал он очень недолго. Священный Свет озарил этих птиц, наделив Силой. Посмотри — вот и их гнездо. Видишь молодого сокола — это юная птица, он ещё не покидал гнезда — не умеет летать, его перья ещё совсем белые и похожие на пух. Но он уже больше своих родителей! Они были озарены Священным Светом, а птенец был зачат в то же самое мгновение, что и Хору. Рождение Богоравного — тем более, рождённого от двух Богоравных, так же, как и его зачатие — великое событие и для нашего и для Второго Мира. Тогда открываются Врата и Высший Свет — Маат проникает в наш мир. Он и озарил зачатого сокола — в какой-то мере — он и Хору будут братьями… Я знаю это! Ведь Богоравные рождают Богоравного уже не в первый раз. — Усер смутился, но Асет даже не заметила этого, слушая его и своё сердце. — Так было и с Анпу. В момент его зачатия был зачат шакал — да-да, тот самый, который никогда не покидает Анпу, на морде которого сразу же исцеляются шрамы от когтей храмового Ка-Ту, — Асет вспомнила их последнюю стычку и улыбнулась, — они стали как бы частью друг друга, шакал умён, как человек и бессмертен, а Анпу научился чувствовать в человеке любую болезнь, как шакалы чувствуют больное животное, а, поняв, он, наделённый Силой, научился лечить людей так как до него никто не мог — и травами, и Светом, и, даже вскрывая тело золотыми ножами, которые он делает сам. А этот сокол — он будет необычной птицей — он будет разумен, он будет огромен — видишь, он уже больше своих родителей, хотя всего пять дней назад я впервые услышал его писк. Когда через два дня я увидел молодого оперившегося птенца, много меньше своих родителей, но такими соколята становятся через месяц, я понял, что Хору — в тебе!