Казаков Валерий Николаевич
АСФАЛЬТ И ТЕНИ
Моей жене Элеоноре
с благодарностью
за долготерпение длиною
в жизнь
Валерий КАЗАКОВ.
Родился в октябре 1952 года на станции Реста (деревня Горбовичи) Могилевской области Белорусской ССР, в семье рабочего. После окончания школы — работа на Могилевском лифтостроительном заводе, солдатская служба в Эстонии и Германии, Высшее военно-политическое училище, затем Литературный институт им. А. М. Горькою. Военный корреспондент газеты «Красная Звезда», член Союза журналистов.
После ухода в запас — работа в Российском Союзе ветеранов Афганистана, Совете Безопасности РФ, Администрации Президента РФ, научная работа, учеба в аспирантуре Белорусского Государственного университета.
Был полпредом Президента РФ в Красноярском крае. В настоящее время — действительный государственный советник Российской Федерации.
Кандидат социологических наук. Полковник запаса. Награжден двумя орденами, четырнадцатью медалями и знаками отличия. Женат. Имеет троих детей.
Стихи, проза и публицистика печатались во многих центральных периодических и специализированных изданиях, коллективных сборниках. Автор поэтического сборника «Философия звука» и книги публицистики «Разбитое зеркало Карабаха». Член Союза писателей России.
Творчество Валерия Казакова ярко отображает все перипетии нашей современной жизни. Среди его героев легкомысленные студенты и зрелые государственные мужи, потерявшие себя бомжи и принявшие на свои плечи тяготы войны солдаты, отшельники-монахи и прожигающие жизнь в ресторанном чаду проститутки. Особый интерес писателя вызывает известный ему не понаслышке чиновничий мир, мир интриг, ожесточенной борьбы и непреходящих тайн, составляющих непременный атрибут всякой власти.
ФИЛОСОФИЯ СВОБОДЫ
(рассказы)
Ты, или Зарубки на стене
«Кровать», к счастью для соседей, стояла у стены, граничащей с лестничной клеткой, и поэтому только одинокие кошки могли слышать ее неистовые скрипы, приглушенные стоны, невнятное, блаженное бормотание и отрывистые, как крик ночной птицы, всхлипы.
О, великая лодка жизни, старенькая, раздолбанная тахта в Петькиной мастерской на Калашном переулке, я, наконец, отчаялся и пишу хвалебную оду в твою честь! К своему стыду, я не знаю твоей дальнейшей судьбы. Сладкие месяцы, когда ты нас баюкала, остались изумительным, ярким пятном в моей памяти. Неужели все это было с нами?
Мы давно уже не живем в этом огромном, самодовольном, как и любая столица, городе. В редкие наезды как-то недосуг заглянуть в глубокий колодец по-питерски пахнущего двора и подойти к подслеповатым окнам двухэтажного флигеля, сиротливо присевшего за аркой слева. Кто живет сегодня за патиной годами не мытых стекол? Какие они, эти люди?
А может, ты еще жива, самая сладкая кровать моей разноликой любви? Ведь вещи в мастерских художников редко меняют место жительства, живя там своей сакральной жизнью, и новый хозяин, если он, конечно, не полный придурок, с благоговейным трепетом принимает их в свое владение и очень осторожно знакомится с нравом и привычками предметов, ставших в одночасье его новыми сожителями.
В последнее время часто представляю, как однажды поздним вечером, переполненный нашим прошлым, я войду в крохотный подъезд с выщербленными кирпичными ступеньками, облупившейся краской лестничной площадки и услышу твой голос, старенькая, но надежная, та самая наша кровать. Она, как орган вечного языческого храма, продолжает звучать в честь чьей-то не ведомой мне любви, и я вспомню все, как Геракл вспоминал свои двенадцать подвигов.
Ты появилась в моей жизни нечаянно, но глазами мы зацепились друг за друга с первой встречи.
Так часто бывает — увидел человека, проглотил его взглядом, впустил внутрь себя и забыл на какое-то время. Ты его забыл, а он продолжает жить в тебе своей незаметной жизнью. И вдруг — бах! екнуло сердце, заблестели глаза, по телу забегали ручные молнии, и уже ничто на свете не может остановить неподвластной земному разуму силы, с которой два человека устремляются друг в друга, чтобы слиться в безумном, скоротечном водовороте, имени которого никто не знает.
Я стоял на паперти Литературного института, онемевший от нечаянной радости причисления к лику избранных. Свершилось то, о чем и не мечталось. А у меня почти всю жизнь так: то ничего нет, то — целый воз, хоть раздаривай. Но, как это ни странно, мне никогда не приходило в голову относить привалившее счастье на свой счет.