Драко видел: сперва Грейнджер изо всех сил пыталась взять себя в руки, но как только нащупала благодатную почву для общения с его матерью, настолько быстро изменила линию поведения, что он не знал, что и думать. Однако все это меркло в сравнении с тем, что он неожиданно обнаружил себя готовящимся к (подумать страшно!) свиданию с Гермионой-мать ее-Грейнджер. Да еще и по просьбе Нарциссы… Вероятно, этот мир и в самом деле решил довести его до сумасшествия. Во всяком случае, сколько еще сможет здесь вынести и не повредиться при этом рассудком, он не знал.
А потом он вдруг подумал, что не имеет ни малейшего понятия, куда им отправиться, и от этой мысли ему стало не по себе. Кроме того, что она была упрямой всезнайкой с красивыми глазами (особенно хороши они становились, когда она сердилась), он мало что знал о ней. Что?! Я только сказал, что у Грейнджер красивые глаза?! Отлично. Приехали. Должно быть, я уже сошел с ума, раз уж думаю о таких вещах. Погоди, ты ведь не считаешь, что ее глаза действительно очень красивы, правда? Ну… разве только когда они вспыхивают, если она сердится. А в остальном… Нет. Конечно же нет.
Рассуждая подобным образом, Драко никак не мог решить, куда все-таки можно с ней пойти. Когда в его жизни появлялись девушки, он обычно водил их в дорогой ресторан, но в случае с Грейнджер что-то ему подсказывало: ей это не понравится. Скорее всего потому, что она понятия не имеет, как вести себя в приличном обществе, — насмешливо хмыкнул он. На какую-то долю секунды ему пришло в голову отвести Гермиону именно в такое место, где она могла бы почувствовать себя крайне неловко. Но он тут же отбросил эти мысли, потому что один раз она уже удивила его, а повторять этот опыт ему нисколько не хотелось. К тому же цель их так называемого “свидания” заключалась в следующем: поддержать честь семьи Малфой и пресечь слухи об адюльтере, а не в том, чтобы Грейнджер заколдовала его прямо в разгар романтического вечера. Во всяком случае, делу бы это вряд ли помогло.
В поисках брюк Драко распахнул шкаф и, увидев прямо перед собой черные джинсы, в очередной раз испытал некое дежа-вю: в этой реальности они ему очень нравились (хоть он и не говорил об этом никому по одной простой причине — “Малфои не любят ничего маггловского”). К джинсам идеально подошла светло-голубая рубашка с закатанными рукавами и, завязывая шнурки, он ощутил себя таким же безнадежным, как Лонгботтом, потому что все то время, что одевался, Драко бился над решением своей дилеммы, но ничего подходящего так и не находилось. В нем уже начинала подниматься волна раздражения, как вдруг ответ пришел сам собой, так же, как имена его дочерей: Сион-парк! Это же совсем рядом с Лондоном! И если они с Гермионой устроят там пикник, это будет просто замечательно! Малфой улыбнулся.
Придирчиво оглядев свое отражение, Драко довольно ухмыльнулся. Как всегда идеально. Он уже протянул руку к флакону с туалетной водой, как вопрос : “Дорогой, ты готов?”, прозвучавший от двери, заставил его обернуться. Улыбающаяся Нарцисса вошла в комнату, и ему стоило больших трудов, чтобы не закатить глаза в ее присутствии: Я, что, похож на ребенка?!
— Да, мама, — ответил он, как и подобает любящему сыну, и тут же добавил: — А Гермиона? Где она?
Его разобрало любопытство, получилось ли у его матери навести порядок в хаосе, именуемом Гермионой Грейнджер. Крепко, должно быть ей пришлось постараться, потому что сделать из чудовища красавицу не было никакой надежды, как ему казалось. Правда, в прошлом году, на Святочном балу, она выглядела довольно недурно. Хотя, скорее всего, это было просто случайностью.
— Она будет в холле через несколько минут, — загадочно ответила миссис Малфой. — Почему бы тебе не подождать ее внизу?
Драко настороженно посмотрел на мать. Слишком уж невинно прозвучали ее слова. Что такого она сотворила с Гермионой?! Не сводя с нее пытливого взгляда, он медленно произнес:
— Хорошо. Я сейчас спущусь.
Миссис Малфой кивнула и вышла из комнаты. Судя по ее необычному виду, она что-то задумала. Он был уверен в этом. Драко вздохнул и, прихватив куртку, направился к лестнице, ведущей в холл.
Он так увлекся размышлениями, что не сразу услышал, как Гермиона зовет его:
— Драко! Ты внизу?
Малфой встрепенулся и, отложив все свои странные мысли на потом, с нетерпением ответил:
— Да, Грейнджер, внизу! Ты что, хочешь, чтобы я, ожидая тебя, успел встретить достойную старость?
Пора заканчивать эту комедию, — решил он про себя, но удивленный голос Гермионы снова заставил его закатить глаза:
— “Грейнджер”? А я думала, мы договорились называть друг друга по именам, Малфой, — с упреком сказала она, спускаясь по лестнице.
— Как скажешь, Гермиона. Давай уже просто пойдем на эту… — с душераздирающим вздохом отозвался он, но, увидев приближающуюся тоненькую фигурку, замер не окончив начатой фразы: особа, идущая ему навстречу, была для него и знакомой и незнакомой одновременно. Драко поймал себя на том, что, в принципе, никогда толком ее и не рассматривал. Ему сперва показалось, что выглядит она почти так же, как и всегда: густые, пышные локоны упруго подскакивают при каждом шаге, карие глаза светятся каким-то тайным знанием, а осанка ровная, и в то же время, грациозная, но она почему-то вдруг стала такой красивой, что он застыл на месте.
Безусловно, в этом была немалая заслуга его матери. Когда Гермиона поравнялась с ним, он заметил, что ее волосы, пусть и такие же буйные, стали более ухоженными. Неброский макияж выделил яркие карие глаза и красиво очерченные розовые губы. Не то чтобы он рассматривал ее губы, конечно. Но именно это пришло в его голову, когда он увидел совершенно новую для него Гермиону.
Правда, обратив внимание на ее красную тунику и золотых львов, он не удержался от ухмылки. А вот выбранный ею наряд идеально подчеркивал фигуру. Похоже, его мать была гением. Никогда прежде он не задавался вопросом — какие у Грейнджер формы, но ведь если бы он мог видеть их раньше, то оценил бы их по достоинству. Воображение мигом нарисовало такую картину, что ему пришлось спешно отбросить подобные мысли в сторону и, чтобы скрыть секундное замешательство, ехидно хмыкнуть:
— Тебе не кажется, что это… м-м… несколько по-гриффиндорски для члена семьи Малфой?
— Разумеется нет! — фыркнула Гермиона. — Пусть я и Малфой, но я еще и гриффиндорец!
Слова, что так язвительно слетели с ее губ, прозвучали настолько высокомерно и холодно, что у Драко чуть челюсть не отвалилась. Правда, он сдержался и сохранил лицо, но, услышав подобное заявление, подумал: Ну все. Оставаться с моей матерью больше пяти минут я ей больше не позволю.
Нарцисса, наблюдающая за этой сценой из-за плотной портьеры, рассмеялась.
— Что, дорогой мой, съел? — весело спросила она, выходя к ним из тени. Ее лукавый взгляд и звонкий смех, какой появился у матери после разговора с Гермионой, почему-то стал его дико раздражать: никогда раньше она себя так не вела, и только появление в их доме грязнокровки абсолютно непонятным образом изменило и ее тоже.
А миссис Малфой, которая даже не подозревала, какую бурю эмоций вызвал ее смех в душе сына, приобняла невестку за плечи и поинтересовалась:
— Будете прощаться с девочками?
— Конечно! — просияла Грейнджер.
Драко пристально на нее уставился, и внезапно его захлестнуло какое-то новое и вместе с тем непривычное ощущение. Словно теплая волна прошла по груди и мурашками рассыпалась по телу. Так уж сложилось, что, находясь рядом с ним, она очень редко позволяла себе так открыться, и видеть ее такой радостной ему было непривычно. Малфой потряс головой, чтобы избавиться от этого наваждения. Потому что подсознание подсказывало — если он и дальше будет рассуждать на эту тему, то причина, по которой ему нравится смотреть на улыбающуюся Грейнджер, вряд ли его обрадует.
В этот момент в коридоре раздался топот детских ног, и в холл влетела раскрасневшаяся от бега Наоми.
— Мамочка! — протянула она руки к Гермионе. — Какая ты красивая! Правда, папа? Скажи, что она красивая!
Драко настолько растерялся, что не сразу нашелся что сказать. Ожидая его ответа, Гермиона до ушей залилась краской.