Собравшись с духом, он бросился в кресло напротив Гермионы. Кресло жалобно пискнуло, а Гермиона прямо-таки подпрыгнула на месте. Не дожидаясь, пока она заговорит, Драко начал первым:
— Ну? Что ты хотела узнать?
Гермиона несколько раз растерянно открыла и закрыла рот. Казалось, она не знала, что и сказать. Невероятно — всезнайка язык проглотила! Однако, когда она наконец собралась и заговорила, всякая надежда на то, что беседа будет быстрой и безболезненной, вылетела в окно. Малфой мысленно застонал.
— Драко, нам нужно поговорить о том, что сегодня произошло. Между нами. О том, что случилось, и как это все меняет.
— Что ты имеешь в виду? Это ничего не меняет, Грейнджер, — прорычал Драко. Как бы потом не повернулось, он ни за что не позволит этой чертовой гриффиндорке взять над ним верх.
Глаза Гермионы вспыхнули.
— Не начинай заново, Драко Малфой! Как ты можешь говорить, что это ничего не меняет?! Ты не можешь отрицать, что мы сегодня чувствовали что-то. Это не похоже на все, что между нами было раньше! И я хочу знать, что это.
Теперь пришла очередь Драко сверкнуть глазами. О нет. На этот раз ты меня не одолеешь, Грейнджер.
— Я не знаю, что сегодня изменилось, Грейнджер. Разве что мы с тобой перешли на новый уровень отвращения.
— Гермиона! Черт возьми, Драко, зови меня Гермионой! Ты говоришь «отвращение»? Значит, ко всем твоим чертам характера, у тебя есть привычка целоваться с теми, к кому, как ты изволил выразиться, испытываешь новый уровень отвращения?
Гермиона вскочила с кресла. Глаза ее пылали, а щеки порозовели. Драко тоже встал, упорно избегая ее взгляда. Как смеет она вспоминать сейчас о поцелуе? Раньше она даже не упоминала о нем, но теперь, когда она может им спекулировать, то, видимо, решила не упустить такой возможности.
— Как это по-слизерински с твоей стороны, Гермиона, — съязвил он. — Воспользоваться минутной слабостью человека, чтобы потом иметь возможность уколоть его. Что, интересно, сказали бы твои гриффиндорцы, если б узнали, какими низкими приемами ты пользуешься?
Драко усмехнулся, зная, что это еще больше ее раззадорит. И не ошибся в своих предположениях: она тут же ощетинилась и воскликнула:
— Что?! Ты правда так думаешь? Что я прибегаю к грязным слизеринским уловкам? Смею тебя заверить, что уж кто-кто, а я в этом не нуждаюсь. Минутная слабость, говоришь? Значит, это было ошибкой?
Глаза Гермионы вспыхнули болью и гневом. Она шагнула ближе к Драко, но тот попятился. Будь ты проклята, Грейнджер, со своими глазищами! Все у тебя не как у остальных девушек: ни красотка, ни уродина, — самая обыкновенная. На первый взгляд. А вот на второй… Стоит только взглянуть более внимательно, как тут же становится заметна твоя красота. Настолько же ослепительная, как и твой ум.
— Да, — холодно отозвался Малфой и мысленно добавил: — «Нет, Грейнджер, это было самым лучшим из того, что со мной сегодня случилось».
Лицо Гермионы на мгновение вытянулось. Но, быстро справившись с собой, она метнула в сторону Драко сердитый взгляд и в несколько шагов сократила между ними расстояние, подойдя настолько близко, что у Малфоя дыхание перехватило. В животе у него свернулся тяжелый узел, состоящий из нервного возбуждения и предвкушения чего-то и страшного и удивительного одновременно. Грудь Гермионы тяжело вздымалась, она словно задыхалась от переполнявших ее эмоций. На бледном лице глаза цвета темного шоколада показались ему совсем черными, и этот контраст придал ей немного трагичный вид. Грейнджер подняла руку и ткнула указательным пальцем ему в грудь.
— Ты! — яростно прошептала девушка, сжимая кулаки. — Ну почему ты всегда ведешь себя как… как… — замолчала она, подыскивая слова, и вдруг простонала:
— Ааа! Малфой, ты ведешь себя как полный придурок!
Драко ухмыльнулся.
— Мы снова называем друг друга по фамилии? А я думал, мы договорились называть друг друга по имени, Гермиона.
Взгляд ее потемнел еще больше, и Драко почувствовал прилив удовлетворения. Понятно теперь, почему Уизли так часто с ней ссорится. Да и кто бы не хотел увидеть, как эти глаза сверкают, когда их хозяйка сердится?
— Даже не пытайся, Драко, — выплюнула Гермиона, чей голос прозвучал настолько приторно, что Малфой скривился, как от оскомины. — Ты первый все это начал.
Резко развернулась и отошла от него. Драко почувствовал короткий укол разочарования.
— Вообще-то поговорить хотелось тебе, а не мне, — раздраженно бросил он ей вслед, уязвленный тем, что она снова вернулась «на свою территорию» в каком-то смысле.
Гермиона возмущенно всплеснула руками:
— Да ну? Вот об этом я и говорила. Боги, какой же ты еще ребенок…
Драко ухмыльнулся: ему и раньше нравилось ее изводить, а сейчас, когда она с досадой скрестила руки на груди, ему показалось, что даже воздух вокруг нее настолько наэлектризовался, что стал потрескивать и искрить. Еще немного, и ее волосы прямо-таки дыбом встанут — до того она завелась. Но, к его удивлению, Гермиона вдруг повернула голову и посмотрела на него таким долгим и странным взглядом, что у Драко перехватило дыхание. Что происходит? Что это за чувство, с каким она не спускает с него глаз? Малфой не знал, и — видит небо! — не хотел знать.
— Ошибка? — пристально глядя ему в лицо, тихо спросила она. — Неужели поцелуй со мной показался тебе настолько ужасным?
При этом внезапном вопросе Драко встревожился. Но, поскольку, к такому повороту темы готов он не был, то сам не понял — к своему немалому изумлению — как с его губ могло сорваться откровенное:
— Нет.
Гермиона посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Черт, черт, черт! Перестань так смотреть на меня, Грейнджер! Она приблизилась к нему еще больше. Нет, нет, не подходи, будь ты проклята!
— Правда? — прошептала девушка.
Мерлинова борода — Гермиона Грейнджер соблазняет меня! Да еще и в моей собственной спальне!
Драко тяжело сглотнул, отчаянно пытаясь побороть растущее желание поцеловать ее снова. Видимо, эта внутренняя борьба настолько явственно читалась на его лице, что взгляд, внимательно наблюдающей за ним Гермионы снова потеплел.
— Я знаю, что ты можешь быть благородным, Драко. А еще — милым, добрым и внимательным. И при этом (самым непостижимым для меня образом) сохранять своё «малфоевское» высокомерие, — на последних словах она тихо рассмеялась. — Скажи, почему ты прячешь от окружающих лучшую часть самого себя?
— Если ты чего-то не видишь, это не означает, что и мои друзья этого не видят, — довольно холодно ответил Малфой: он справился со своим неуместным и нелепым желанием поцеловать ее и вернул себе привычный, отстраненный вид. Словно пытаясь разгадать загадку в его словах, Гермиона склонила голову набок.
— Выходит, ты и меня считаешь своим другом? — мягко спросила она.
Этот вопрос застал его врасплох, и от неожиданности Драко снова растерялся.
— Я… я не знаю, — честно признался он: честность временами бывает лучшей политикой. Хотя и не всегда.
К его удивлению она рассмеялась.
— Откровенно говоря, я тоже. Я в замешательстве, Драко. Сам посуди: целых пять лет ты только и делал, что обращался со мной и моими друзьями, как с грязью. Потом мы с тобой просыпаемся в этом странном сне, и ты сперва продолжаешь относиться ко мне, как к ничтожеству, но потом вдруг превращаешься в милого, внимательного джентльмена… Знаешь, я думаю, что… при других обстоятельствах ты мог бы мне понравиться, — тихо закончила Гермиона.