«Черт же меня дернул открыть рот. И кто только за язык тянул, — с досадой думал Драко, роясь в шкафу. — Нет, правда — мы — Малфои, Гермиона, и у нас всё есть. Вот идиот». Он осторожно перебирал склянки и мешочки с ингредиентами, а сам терялся в догадках, есть ли здесь действительно то самое «всё», о каком говорила Гермиона. Откровенно говоря, он понятия не имел, кто и какие зелья здесь готовил. Насколько он знал, его мать время от времени пользовалась лабораторией, чтобы пополнить запасы косметических средств, а вот что именно она для этого использовала, он не смог бы сказать даже под угрозой «Авады». Драко наколдовал себе маленький поднос, чтобы положить на него растущую груду образцов, которые собирал, и застонал, чувствуя как от всего этого у него начинает болеть голова.
Гермиона не зря беспокоилась о нем. Малфой не мог точно объяснить, но ощущал он себя довольно… странно, и жалобы на усталость казались лучшим оправданием. По крайней мере, Грейнджер купилась на них.
Бросив последний взгляд на шкаф, он недовольно выдохнул. «Черт! Теперь я знаю, почему она так посмотрела на меня», — мысленно сказал он себе и пошел обратно. Туда, где сейчас хлопотала Гермиона.
— Всё нашел? — ласково спросила она, но ее нарочито невинный вид не внушил Драко совершенно никакого доверия, и он решил разыграть перед ней полное неведение.
— Конечно. Я ведь обещал, — уверенно ответил Малфой, изо всех сил пытаясь скрыть ухмылку при виде слегка вытянувшегося лица Грейнджер.
— В самом деле? — спросила та упавшим голосом: похоже этот ответ ее разочаровал.
«Так тебе и надо, Грейнджер, — подумал Драко. — А то вечно умничаешь и стараешься превзойти меня». Но, глядя на ее расстроенную физиономию, у Драко на душе кошки заскребли. «Черт бы тебя побрал, настырная гриффиндорка! Из-за тебя и у меня теперь настроение упало!» Малфой вздохнул и закатил глаза:
— Нет, Гермиона, я нашел не всё. Да ты и сама это прекрасно знаешь, правда? Ну, и где же этот недостающий элемент? — требовательно спросил он, чувствуя как в нем поднимается волна раздражения.
Гермиона на мгновение смешно распахнула глаза, а потом (к немалому ужасу Драко) рассмеялась.
«Эти ее перепады настроения скоро меня доконают», — подумалось ему, но в этот момент Грейнджер резко отвернулась, порылась в сумочке и извлекла из нее стеклянный флакончик, наполненный фиолетовыми лепестками.
— Вот — лепестки цветов мандрагоры, — торжествующе объявила она и помахала флаконом в воздухе. — Я собрала их на нашем свидании, помнишь?
Гермиона весело улыбалась, а у Драко все сжалось в груди. «Помню, конечно. Это было в оранжерее. Ты держала меня за руку и тоже улыбалась… »
— Разумеется. Разве такое забудешь? Не каждый день увидишь гриффиндорку, обрывающую головки с редких растений в национальной оранжерее, — посмеиваясь, заметил он.
— Ну что ж, тогда приступим. Я начну готовить базовое зелье, а ты поруби эти корешки, — предложила Гермиона и повернулась к котлу.
В ответ Драко насмешливо ей поклонился, но Грейнджер его порыва не оценила и, сурово сдвинув брови, занялась работой. Малфой покачал головой: «Что со мной не так? Еще минуту назад я был готов придушить ее за то, что она слишком много улыбается, и тут же начинаю с ней флиртовать… Должно быть, я и в самом деле просто устал».
Погруженные в свои мысли, они трудились в полнейшей тишине, прерываемой время от времени стуком ножа по столу или скрипением пестика в ступке. Но когда Драко осторожно перемешал зелье (тринадцать раз против часовой стрелки), Гермиона вдруг воскликнула:
— Как жаль, что мы с тобой раньше не работали вместе, Драко! Какое же это облегчение — готовить зелье в паре с человеком, который действительно знает, что делает!
Драко рассмеялся.
— В этом нет ничего удивительного. Ведь раньше мы ненавидели друг друга.
Грейнджер развернулась к нему всем корпусом и пристально посмотрела в его глаза.
— Я никогда не ненавидела тебя, Драко, — негромко сказала она настолько серьезным тоном, что Малфой растерялся. — Я никого не ненавижу. Правда, я считала тебя довольно неприятной личностью, и потому не стремилась быть с тобой любезной, но только потому, что винила в этом твое воспитание.
Драко ошеломленно хлопал глазами. Ее слова не укладывались у него в голове. Неужели она действительно так хорошо думает о людях? О нём?
— Но ведь есть же кто-то, кого ты ненавидишь? А как же профессор Снейп? Он всегда придирается к тебе и твоим друзьям, а его замечание о твоих зубах на четвертом курсе…
Гермиона так резко вспыхнула, что он осекся и конец фразы застрял у него в горле.
— Спасибо, что напомнил, — процедила она сквозь стиснутые зубы.
«Молодец, Малфой, — съязвил про себя Драко. — Поступай так и впредь и она снова, как и прежде, станет сторониться тебя».
— И все-таки нет: профессор Снейп может быть и ужасен для нас, гриффиндорцев, но я уважаю его как учителя.
Драко фыркнул. Конечно, всезнайка будет уважать самого одиозного в школе человека только потому, что он учитель.
— А Темного Лорда? — продолжал допытываться Драко. — Уж его-то ты ненавидишь, конечно?
Гермиона побледнела.
— Я… я не знаю… Разумеется, он мне не нравится, и я его боюсь. Но сказать, что я его ненавижу, я бы, наверное, тоже не смогла.
Не ожидавший подобного ответа, шокированный Драко только рот раскрыл изумления:
— Серьезно?!
Гермиона нахмурилась.
— Ненависть — слишком сильная эмоция, Драко. Уверена, что Волдеморт ее заслуживает, хотя, по отношению к нему я этого не чувствую.
Услышав имя Темного Лорда, Малфой вздрогнул.
— Выходит, ты и в самом деле не испытываешь ни к кому ненависти? — Так не бывает!
Гермиона задумалась. На ее лице внезапно появилось странное выражение, которое Драко мог бы назвать «маниакальным ликованием», если бы такое определение реально существовало.
— Уж если я кого и ненавижу, так это Амбридж, — скривившись, сказала она. — Это не женщина, а жаба какая-то.
Драко фыркнул от смеха.
— Но, Гермиона, — напустив на себя серьезный вид, начал он, — она ведь тоже учитель. Неужели даже это обстоятельство не способно заставить тебя отдать ей дань уважения?
Бледное лицо Гермионы исказилось от ярости.
— Эта женщина заслуживает такого же уважения, как и дохлый флобберчервь! — яростно выплюнула она. — Хотя, и этого для нее было бы слишком много, потому что, по крайней мере, от флобберчервей есть польза!
«Ого! Вот это огонь!» — восхищенно подумалось Драко.
— Ну, вот мы и выяснили, что и к кому ты чувствуешь, — поддразнил он, наблюдая, как с ее лица постепенно сходит гневное выражение. Гермиона вздохнула.
— Заткнись, а? — попросила она и снова резво застучала ножом, измельчая лепестки мандрагоры.
Драко хмыкнул и вернулся к зелью. Кто бы мог подумать, что с ней так интересно работать? Они снова погрузились в уютное молчание, продолжая крошить и взвешивать, пока Гермиона не кивнула удовлетворенно — медленно кипевшее последние несколько минут зелье наконец-то стало приобретать нужную консистенцию:
— Похоже, мы справились. Оно готово.
Драко заглянул в котел и с сомнением в голосе протянул:
— Э-э-э, а разве оно таким должно быть?
Получившееся варево было кислотно-зеленым, и над ним клубился плотный пар такого же ядовитого цвета.
Гермиона сморщила нос.
— Я знаю, что оно ужасно выглядит, но именно такой оттенок и должен был получиться. Помнишь, зелье Невилла? Оно было таким же жутким по интенсивности цвета, только розовым. Антидот является антагонистом той отравы, которая нас сюда забросила, и потому цвета зелий тоже противоположны друг другу.
«Мы, что, должны это выпить?!» — чувствуя, как его накрывает волна паники, подумал Драко, но, сделав над собой героическое усилие, взял себя в руки и спокойно произнес:
— Как скажешь.
Только тут Малфой заметил, что с Гермионой не все ладно: несмотря на всю ее бурную деятельность, она была бледна, а на лбу блестели капельки пота.
— Что с тобой, Гермиона? Ты в порядке? — тревожась за сокурсницу, обеспокоенно спросил Драко, снова впадая в панику: сможет ли он помочь ей, если она упадет сейчас в обморок?