Да уж, подкинул Стефанио невесте проблем.
Музыка стихла, и резко, громко зазвучали фанфары. Собравшиеся засуетились, потянулись ближе к балкону. Эветьен мгновенно оказался рядом, обнял меня, извинился перед Брендеттой и увлёк вслед за общественным течением. На балконе появился человек в чёрном, объявил императора и отступил с поклоном. Люди в зале притихли, сосредоточив выжидающие взгляды на занавесках. Вот бордовый бархат разошёлся, поддерживаемый руками слуг по ту сторону порога, и монарх явил себя взорам подданных. Поприветствовал собравшихся и начал.
Издалека.
Речь Стефанио, долгая, витиеватая, словно стиль рыцарских романов, потекла-полилась образной вязью, взяв в истоки далёкое прошлое, заложенные некогда традиции и неисповедимость божественных путей. Император говорил и говорил, периодически всплескивая рукой в патетичном жесте и навевая стойкие ассоциации с лукавым менестрелем, пусть я по-прежнему не имела чёткого представления, что это за персонаж такой. Стефанио вспоминал опыт предыдущих монархов, поколение за поколением избиравших супруг посредством жребия, подчёркивал важность приверженности этой традиции как одного из главнейших способов защиты от отравленной крови, вредоносных чужеземных веяний и опасных волнений внутри государства.
– Он эту речь заранее отрепетировал? – спросила я шёпотом.
– Разумеется. И сам написал, – Эветьен помолчал, не торопясь убирать руку с моей талии. – О чём Брендетта так жаждала побеседовать с тобой, что даже отца в атаку отправила?
– Что ещё ей может быть интересно? Сплетни о чужой личной жизни. Упомянула, что от двора её убрали по велению Стефанио и сегодня обратно привезли из-за него же. По официальной версии – во имя сохранения её доброго имени, по неофициальной – для прикрытия. Взамен получит гарантированное место в свите и мужа в перспективе. Папенька Брендетты отдельно настоял, чтобы дочь была максимально любезна и мила с будущей супругой Стефанио, кем бы та ни оказалась.
– У неё, будущей супруги, нет ни рода, который её поддержит, ни надёжных друзей, которыми она сможет окружить себя. Поэтому Стефанио приходится уже сейчас заручаться верностью тех, кто будет рядом с ней.
– А как же род её отца? – вспомнила я. – Если он её признал, то официально она такая же часть его, как и все здесь.
– Её отец умер несколько лет назад, а вместе с ним иссохла и последняя ветвь рода Завери.
– Родня с материнской стороны?
Вон, Мадалин в девичестве носила родовое имя отца, как положено, и уже дважды замуж сходила, однако явно не забывала, что мать её из Элиасов. Как бы там ни было, полезные связи превыше всего, тем более связи родственные.
Даже если оная родня седьмая вода на киселе.
– После возвращения дочери они предпочитали не вспоминать о её существовании, – отозвался Эветьен. – Не прими фрайн Завери супругу и, могло статься, идти бы ей было некуда.
– Офигенные нравы, – пробормотала я.
– Не понимаю, что конкретно это означает, но подозреваю, что ничего хорошего. По закону жена входит в род мужа и становится его частью, той, кто продолжит уже растущую ветвь и даст жизнь новой в случае появления младших сыновей. Её собственный род уже не имеет над ней никакой власти, она ему больше не принадлежит, полностью перейдя под опеку рода супруга. Любые отношения между родом фрайнэ и самой фрайнэ остаются на усмотрение сторон. Есть ряд законных оснований, по которым род фрайнэ, да и не только фрайнэ, может отказаться принять её. Тем более если она мужняя жена.
К тому же не пойми от кого беременная. Рассуждать о насилии и пережитом кошмаре бессмысленно, важно, что на сносях и не с мужем, а коли так, то на кой роду порченый товар, девушка с запятнанной репутацией и балласт в одном флаконе?
Тисон с Дианой наконец добрались до нас, встали рядом со мной. Диана бросила на старшего брата вопросительный взгляд, Эветьен едва заметно пожал плечами. Тисон же, пользуясь тем, что при такой скученности вокруг и внимании к речи императора никто не смотрел по сторонам, поймал мою свободную руку, слегка сжал пальцы. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не повернуть к нему голову, не встретить его взгляд, не улыбнуться в ответ.
Тем временем Стефанио перешёл от исторического экскурса и пространных рассуждений к рассказу о событиях, сопровождавших его восшествие на престол. В целом, я не услышала ничего, с чем бы уже не ознакомилась в книгах. Публика продолжала почтительно внимать, хотя нет-нет да проскакивало недоумение, настороженное непонимание, с чего это вдруг императору стукнуло отправиться в путешествие по волнам памяти.
Приняв императорский венец, жениться Стефанио не торопился. Молодой монарх искренне полагал, что в двадцать девять спешить некуда, до сорока ещё далеко. Как созреет, так быстренько выбор жребием и проведут, чего раньше срока суетиться-то? Особенно когда и других забот полно…
Разрешение дел государственных растянулось на два года. На третьем сроке… тьфу, году правления Стефанио вспомнил-таки об одной из первейших задач правителя – обеспечении твёрдой линии престолонаследия. Был проведён первый выбор жребием, четыре юные прекрасные фрайнэ прибыли ко двору, готовые стать суженой государя, вот только...
В знаки, ниспосланные Благодатными, закралась ошибка.
Или истолкованы они были неверно, как уж нынче разобрать?
И вместо фрайнэ, предназначенной Стефанио самими богами, ко двору привезли другую девушку.
Одна ошибка повлекла за собой другую, затем ещё и ещё, бесконечным замкнутым кругом страданий, и каждая следующая была фатальнее предыдущей. Результатом явилась скоропостижная гибель сначала первой супруги, жениться на которой император вообще не должен был, потом второй, неизбежно взятой после первой, а там и третья, бедняжка, подоспела. Отсутствие детей в каждом браке стало знаком свыше, что, увы, не был верно понят своевременно.
Эту часть я слушала, приоткрыв рот. Стефанио вещал с трибуны… то есть с балкона с челом столь просветлённым, одухотворённым, что казалось, будто он сам верит в собственные слова, что всё было ровно так, как он говорит, что не было ни мимолётного романа со случайной девушкой, ни старого, как мир, залёта.
На четвёртый отбор Стефанио решился с тяжёлым сердцем, поскольку не желал губить очередную невинную жизнь, однако и вовсе не жениться не мог. Но недаром четвёртая жеребьёвка числилась угодной богам и оттого удачной. Благодатные смилостивились над несчастным своим, заблудшим сыном и в момент просветления подробно объяснили, где и как он был неправ прежде, чем дело дошло до венчания. Свершилось чудо, и воля Четырёх привела к порогу императора ту самую потерянную фрайнэ, истинную наречённую из первого выбора жребием. Именно ей и предстоит стать суженой Стефанио, его супругой, матерью его детей и новой франской императрицей.
– Наша суженая, фрайнэ Астра Завери!
Бархат вновь разошёлся, пропуская Астру. Открытое алое платье сверкало и искрилось огромным рубином, ярким, холодным, подобно всякому камню. Светлые волосы уложены в сложную причёску, увенчанную бриллиантовой диадемой, на лице маска идущего на эшафот, но при том встречающего смертную казнь со всем достоинством, отчаянной храбростью, на какие только хватало сил. Грациозным жестом она подала руку Стефанио, тот подхватил унизанные кольцами пальцы, притянул Астру ближе к себе и, когда она встала рядом, повернулся лицом к ошалевшей публике.
– Нет рода – нет поддержки, – прокомментировал Эветьен так, что расслышала лишь я. – Нет рода – нет недовольных или желающих оспорить.
Потому как усохшей ветви без разницы, кого там к ней припишут.
Затягивающуюся вязкую тишину разбили несколько нестройных выкриков: «Да хранят Четверо суженую Его императорского величества!»
Подозреваю, это кто-то из особо приближённых, более-менее посвящённых в детали происходящего.