Наконец в сопровождении Кили я отправилась на аудиенцию.
Или не совсем.
Вопреки ожиданиям, новое путешествие по лабиринту дворцовых переходов привело не в тронный зал, или где там положено потенциальных невест принимать, а в просторное помещение, которое я бы, пожалуй, назвала гостиной. По разным сторонам комнаты сидели три девушки: одна на стуле возле неразожжённого камина, вторая в кресле рядом со столиком и третья на кушетке в оконной нише. При стуке открываемой створки все три повернули головы к двери, жадные, нетерпеливые девичьи взоры скрестились на новоприбывшей, отчего ей, то есть мне сразу захотелось сбежать отсюда без оглядки.
– Прошу вас, фрайнэ, подождите здесь, я скоренько вернусь, – шепнула Кили.
Дверь с тихим хлопком закрылась за моей спиной.
Я оглядела комнату заново, повнимательнее. Больше никого, лишь я да три девицы… под окном, правда, только одна, ну это так, лирическое отступление. Каждая изучала меня цепко, придирчиво, с настороженным интересом женского коллектива, осчастливленного явлением новенькой молодой сотрудницы и теперь гадающего напряжённо, придётся ли дружить с ней или против неё?
Первой отвернулась хрупкая блондинка у камина. Потупилась, нащупала среди складок ткани на юбке круглую пластинку, висевшую на поясе, и сжала.
Шатенка на кушетке хвататься за кругляшек не стала – или у неё его не было – и просто вернулась к созерцанию пейзажа за окном.
И только третья девушка, темноволосая и темноглазая, продолжила рассматривать меня без стеснения, с брезгливым любопытством.
– Избранная с островов, я полагаю? – осведомилась она тоном недовольным, не сулящим ничего хорошего.
На всякий случай я кивнула.
– И из-за какой-то нечестивой островитянки нас заставляют ждать, будто прачек распоследних? – девица прибавила и громкости, и градуса недовольства. – Я дочь фрайна Витанского, я жду только Её императорское величество, а она, – надменное движение подбородком в мою сторону, – пока ещё не императрица и даже не суженая Его императорского величества.
– Можешь повторить свою жалобу Его императорскому величеству, Брендетта, – меланхолично отозвалась девушка у окна, не поворачивая к нам головы. – Уверена, он с удовольствием её рассмотрит.
Найдя свободный стул у стены, я бочком отступила к посадочному месту и птичкой на жердочке притулилась на краешке. Заметила, как беззвучно шевелятся губы светловолосой, и заподозрила, что она шепчет молитву.
Подобно монахиням из монастыря, где мы останавливались.
Неужели Асфоделия успела наворотить таких дел, что теперь при виде неё надо немедля к богам обращаться?
– А не ошибся ли жребий? – не унималась Брендетта. – Что-то не похожа она на франну, скорее на послушницу монастырскую.
При упоминании божественных обителей блондинка перестала молиться и глянула сначала с суеверным ужасом на меня, затем с праведным укором на Брендетту.
– Ах, Нарцисса, не смотри на меня так. Всем известно, что эту островитянку привезли на наши земли, словно нищенку или монахиню, едва ли не в одном исподнем.
Принято у них, что ли, девочек в честь цветов называть?
– Аргейские острова являются частью Благословенной Франской империи вот уже неполных три столетия, – снова вмешалась девушка у окна.
– Всё одно они предатели, бунтовщики и иноверцы, только и думают, как бы клятву сюзерену нарушить, – возразила Брендетта. – Так отец мой говорит.
– Если ты о островном восстании в прошлом веке, то справедливости ради стоит отметить, что при Филандере Шестом поборы и насаждение веры Четырёх на вассальных территориях перешли всякие разумные пределы, если таковые вовсе были…
– О-о, Жизель, прошу, избавь нас от своих университетских выкладок, – отмахнулась Брендетта с нарочито скучающим выражением капризного личика. – Никому нет дела до твоей учёности.
Почему же? Мне есть дело. Неплохо было бы узнать поподробнее об этой Империи вообще и островах в частности.
– И грех это, Жизель, – добавила Нарцисса тихо. – Не должно женщине начитанность показывать, превосходство своё над мужами демонстрируя, ибо не для того Благодатные дарами её вознаградили.
За дверью послышались шаги, и девушки мгновенно умолкли. Створка распахнулась, являя мужчину средних лет в чёрном, с гербом на груди, рассмотреть который мне с моего места не удалось. Отвесив поклон, он попросил благородных фрайнэ следовать за ним, и Брендетта, смерив всех предостерегающим взором, первая поднялась и вышла. Нарцисса тенью выскользнула за ней, Жизель встала неторопливо и комнату покинула степенно, подчёркивая, что ей всё равно, первой идти или десятой, ни самооценка её, ни положение от этого не изменятся и не упадут. Ну и я, как самая негордая, в хвосте.