Глава 5
Падение на содрогнувшийся пол отозвалось болью во всём теле и особенно во многострадальных коленях и ладонях. Тяжёлая рука на спине сильнее прижала к жёсткой вибрирующей поверхности, не позволяя подняться, перед глазами всё поплыло, в нос и рот полезла пыль, горькая, невесть откуда взявшаяся в таком количестве. Грохот стих, дышать стало труднее, пыль и какое-то мелкое крошево роились вокруг плотной бурой пеленой.
Чую, жизнь моя обрела невиданное доселе разнообразие…
Давление руки на спину ослабло, и я вскинула голову, закашлялась, чуть приподнялась и огляделась. Пылевая пелена облаком плыла по галерее, кружась в лучах солнца, между мной и Жизель лежал Тисон, прижимая нас обеих к полу, а позади…
В архитектуре внешней и внутренней я не особо разбиралась и оттого не могла сказать, как правильно называлась эта часть высокого стрельчатого свода, внушительный серый блок, упавший ровнёхонько на тот отрезок галереи, по которому мы с Жизель шли всего минуту назад. Но в факте, что после обрушения этакого «кирпичика» на наши головы шансы выжить были весьма и весьма невелики, сомневаться не приходилось.
Тисон тоже приподнялся, заглянул встревожено мне в лицо.
– Асфоделия, с вами всё хорошо?
Да… замечательно просто. Вот так идёшь себе, никого не трогаешь и вдруг – бабах! – падает на голову что-то тяжёлое, с жизнью несовместимое… и всё, нет тебя.
Совсем нет. Ни в этом теле, ни в том, что осталось где-то далеко-далеко…
Если осталось.
– Со мной-то точно всё неплохо, благодарю за заботу, любезный рыцарь, – подала голос Жизель и раздражённый сарказм её разбил охватившее меня оцепенение, холодное, липкое до тошноты.
Сглотнув сухим горлом, я кивнула.
– Д-да… вроде всё в порядке, – заверила неубедительно.
Тисон встал, помог подняться сначала Жизель, потом мне. Руки убрал не сразу, прежде удостоверился, что я способна стоять без опоры. Неловкими движениями я поправила волосы, мешающиеся не меньше длинной юбки, отряхнула платье. Рыцарь Жизель, отпрянувший, вероятно, назад, теперь ходил по другую сторону лежащего в пыли блока, то внимательно, хмуро осматривал его, иссечённого трещинами, раскрошившегося по углам и неровным краям, но не развалившегося на куски помельче, то настороженно, озабоченно поглядывал вверх, на чёрный провал в своде. Из противоположного конца галереи донеслись торопливые шаги и нас окружили люди, кажется, слуги и кто-то из мужчин-придворных, засыпали вопросами и восклицаниями. Впрочем, снимать показания у бедных впечатлительных фрайнэ никто не стал. Тисон вверил нас заботам коллеги по ордену, тот, в свою очередь, быстренько увёл пострадавших барышень с места происшествия, сопроводил до покоев и, порекомендовав позвать служанок и пригласить целителя, испарился с похвальной скоростью. Жизель подозрительно посмотрела вслед своему сбежавшему рыцарю, затем оценивающе на нервно мнущуюся меня, вздохнула, усадила в кресло перед разожжённым камином. Ушла в спальню и через минуту вернулась с жестяной фляжкой, открыла, сунула мне в руки.
– Пей.
Я послушно сделала глоток и снова закашлялась, чувствуя, как ядрёная жидкость обожгла горло.
Ох ты ж… крепка, зараза!
– Это что?!
– Из батюшкиных запасов, – Жизель забрала фляжку и отхлебнула сама.
– Не рано ли пить?
– Сегодня особый случай, – девушка протянула мне сосуд, и я взяла, сделала ещё глоток.
А завтрака пока не было…
– Говоря по чести, я думала, ты покрепче, – заметила Жизель.
– В смысле? – эх, развезёт меня сейчас!
Вместе с телом Асфоделии, которая неизвестно пила ли в своей жизни что-то крепче вина.
– Не столь чувствительна.
– Не каждый день, знаешь ли, рискуешь погибнуть во цвете лет под куском потолочной балки, или что там отвалилось…
Прошлый раз, когда я ещё была собой, воспринимался иначе.
Непонятная вспышка.
Отключка.
И пробуждение в престранном этом мире.
Ни подумать, ни удивиться я не успела, а нынче всё хоть и произошло быстро, но видела я слишком многое, а что не увидела, то воображение дорисовало. И картинка мне не понравилась.
– Дворец стар, как я уже говорила.
– Ну да, – я и от третьего захода не отказалась, после каждого нового глотка содержимое определённо шло всё лучше и лучше.
По желудку разлилось приятное тепло, голова стала лёгкой, словно пёрышко, и мрачные краски жуткого опасного мира вокруг приобрели оттенок счастливого пьяного пофигизма.