К счастью, Эветьен предпочёл не тащить меня в самую гущу танцующих, но остановился ближе к краю, среди пар, выстраивающихся в несколько рядов. Мелодия опять сменилась, на сей раз на нечто среднее между степенностью первой и задорным ритмом второй, и пары раскланялись, взялись за руки и повернулись боком друг к другу.
– Поклон, – скомандовал Эветьен, но тут же нахмурился, не иначе как реверанс мой припомнив. – Хотя нет, не стоит.
И на том спасибо.
Я огляделась заново, отмечая движения других пар в надежде, что смогу повторить за ними.
– Повернитесь. Смотрите прямо перед собой, а не глазейте по сторонам, словно выискиваете кавалера посимпатичнее.
– Я не выискиваю.
– Знаю, – мужчина окинул меня оценивающим взором искоса, убеждаясь, что я стою как нужно. – Два шага вперёд, один назад… медленнее, фрайнэ, медленнее.
Спасение благородным рыцарем отменяется, придётся отрабатывать трудовую… тьфу, то есть танцевальную повинность до победного финала.
– И снова… ещё раз…
С ума сойти какие развесёлые танцы! Ну хоть не прыгают и то хлеб.
– Ещё раз… Как видите, и впрямь ничего сложного. Если я могу… а я, говоря по чести, не самый искусный танцор в этой зале… то почему не можете вы?
– Действительно, – пробормотала я.
– Теперь поворот…
Я повернулась.
– В другую сторону! – Эветьен поймал меня в объятия, удерживая от столкновения, и я сообразила вдруг, что впервые вижу его лицо настолько близко. Прежде то он соблюдал дистанцию, то я не рисковала смотреть ему в глаза.
И он ко мне прикасался! Дело не в самих прикосновениях, но в факте, что Эветьен вообще снизошёл до прямого физического контакта со мной. До того порой возникало ощущение, что он и стоять слишком близко ко мне брезговал, будто я одним своим присутствием могла испортить честному мужику всю выстраданную репутацию.
– Простите, – подавив приступ внезапного, неуместного смущения, я поскорее высвободилась из мужских рук и по примеру других танцующих изобразила кривенький полукруг, вынудив девушку справа шарахнуться от меня.
Похоже, радиус я немного не рассчитала…
Пары разошлись, сошлись, повернулись к партнёрам одним боком, другим, точно красуясь, покружились. Я попыталась повторить, но Эветьен вновь взял меня за руку, привлёк к себе – не слишком близко, впрочем, – и подождал, пока весь ряд развернётся в обратную сторону и начнёт заново два шага вперёд-один назад.
– В вас грации меньше, чем у торговки на рынке, – резюмировал Эветьен.
– Это комплимент? – уточнила я иронично.
– Ни в коем случае.
– Я предупреждала.
– Благородная фрайнэ, не обученная искусству танца, не способная должным образом выразить почтение ни своему императору, ни прочим вышестоящим особам, ведущая странные речи, невоздержанная и невоспитанная. О жителях островов всякое болтают, но подобного даже я не ожидал.
– А чего вы ожидали? Трепетную маргаритку вроде Нарциссы? Наглую хамоватую магичку… колдунью? Или засланного казачка под прикрытием… тьфу, то бишь мятежницу, спящую и видящую, как бы пробраться в кулуары власти и свергнуть императора?
– Осторожнее со словами, – предостерёг Эветьен. – У Империи есть враги, внешние и внутренние, на которых опасно закрывать глаза. Это-то вы понимать должны, несмотря на воспитание, каким бы оно ни было, и юность.
И тут меня озарило. Асфоделия молода, спору нет, однако на сколько? Судить по внешности тяжело, я сама… прежняя я выглядела моложе своих лет.
– Вы так говорите, будто мне пятнадцать, и я ни хрена… ничего не понимаю, – закинула я удочку.
– Не пятнадцать, но…
– А сколько мне, по-вашему?
– По бумагам двадцать один год, сколь помню, – Эветьен глянул на меня с подозрением. – Уже более века жребий отбирает из благородных незамужних фрайнэ не младше двадцати лет, добродетельных и без изъянов физических и моральных.
Какая-то расплывчатая формулировка.
Музыка стихла, и шаги взад-вперёд закончились. Пары раскланялись повторно, но Эветьен этой частью пренебрёг и сопроводил меня обратно к столу. На скамье сидели бледная, несчастная донельзя Нарцисса и мрачная Жизель, рядом стоял мужчина в чёрных и алых одеждах, немолодой, с зачёсанными назад длинными волосами, каштановыми с проседью. Лицо его, худое, изрезанное морщинами, с залысинами выше лба, казалось жутковатой маской из какого-нибудь фильма ужасов, и светлые запавшие глаза и будто натянутая на череп пергаментная кожа лишь усиливали сходство с призраком грядущего зомби-апокалипсиса.