— Тэхён действительно похож на Марко, его не переубедить. Ни за какие коврижки не прогнётся. К тому же, тот человек… — Леон вспомнил о могиле, и стайка мурашек пробежалась вдоль позвонка. — Не даст ему свернуть.
— А знаешь… — Чимин задержал дыхание. — Похуй. Чонгук. Тэхён. Они хорошо смотрятся, да?
Чимин продавливал слова или это море поглощало звук, но Леону слышался почти плач, запертый изнутри, в тесной коробке. Без предупреждений и робости, он ни с того, ни с сего прижался к губам Леона, увлекая за собой, приостановился… вскинул умоляющий выразительный взгляд, пренебрёг дистанцией и больше не испугался. Попробовал ещё, вжаться, провести языком, надавить. Целовать другого мужчину не так уж и страшно. Совсем. Чимин почти не уловил никакой разницы. Между той вынужденной близостью и этим бездумным проступком. Тэхён торопился, дорвался, но не выложился по полной, как ему диктовали остатки разума. У Чимина же есть запасной путь и тайная колыбель, он имеет право.
…Непрерывный поцелуй, задетые нервы, задетые пуговицы. Леон осторожно прихватил за шею в попытке остановить.
— Что ты делаешь, Чимин?
О, он знал, что делает. Перетекает в новую форму. Он нарочно довёл его до точки кипения, прекрасно осознавая, что Леон не сможет отказаться. Грянувшей дождливой и громкой ночью Чимин заполнил собой салон машины, где разрисовал стёкла отпечатками пальцев и ладоней, где почувствовал, как нагревается кожа под лаской и расслышал, как сладостно разливаются стоны.
Безболезненный медленный секс, срывающийся до животной страсти. И в борьбе - морок чужого лица и рук, потрясающе яркая галлюцинация, в которой идеально всё: Тэхён милостивый, Тэхён наказывающий. Тэхён повелевающий и повинующийся.
Задыхаясь в бешеной тряске и тесноте, Чимин выгнулся, обхватывая ногами и руками толкающееся тело, ему померещилось, что и у него те же длинные тонкие пальцы, что и у Тэхёна, что они на пару чертят царапины по лопаткам и находятся в вечном поиске.
Открытие ожидало Чимина в конце: он просил себя придушить, чтобы сделать оргазм ярче. Но вместо захвата шеи Леон захватил его самого и на выдохе произнёс недопустимое и ненужное признание, только подчеркнувшее, что Чимину никогда не найти замены.
***
«Тело может изменить. Душа - нет. Тело способно, потому что изменяемо и не бесконечно. Душа не имеет пределов. Верность не пришивается нитками, верность - сплошной лоскут. Ты не виноват».
Чимин повторял про себя мантру снова и снова. Не настолько сложную, простейший вариант: «Ты не сделал ничего постыдного».
Кое-как он залез в одежду и вышел на улицу, чтобы пройтись; далеко не ушёл, сел у машины, прижавшись спиной к колесу, ветер пробирался под распахнутую рубаху. Вытянув ноги, посмотрел в светлеющее небо и содрогнулся от слёз. Это казалось правильным ещё вчера - дать себе волю и оторваться, перейти ранее непреодолимый рубеж. Но сегодня он хотел съесть валяющийся на обочине щебень и порезать глотку.
Леон застал его уже выплакавшимся, прошептал о прощении и, прижав к себе ненадолго, погладил по спине. «Всё бывает», - сказал он. Затем помог застегнуться и сесть в машину. Он почти не спал, тревожась свершённым деянием и состоянием Чимина. Ни следа похоти, ничего того, к чему Чимин по-хорошему привык. Леон питал к нему нежные чувства, не перебиваемые зовом плоти.
Сохраняя молчание, он отвёз его к закусочной и накормил завтраком. Ели тоже безмолвно. Ещё не отъехав, закурили.
— Прости, — сбрасывая пепел, Чимин смотрел в окно. — Я не должен был так поступать по отношению к тебе.
— Мы оба хороши, — Леон пожал плечами, и табачный дым не прошёл в лёгкие, застряв где-то посреди. Теперь Чимин казался губительно близким. К нему хотелось прикасаться снова и снова, аккуратно, без нажима. — Скажи честно, это месть ему?
Чимин мельком взглянул на него, поджал губы. Рука затряслась.
— Месть себе, Леон. Ему отомстить невозможно.
Он не нуждался в дальнейших разъяснениях. Досиделись до поры, когда уже начало припекать утреннее солнце.
— Давай уедем? — Леон стиснул руль. — Подальше. Просто уедем. У меня есть тётка в Венеции, она не будет против…
Он посмотрел на него слёзно, с такой тоскливой обречённостью, что сдавило грудь. Что-то удерживало его на месте, сильное и прочное, как стальные оковы, страшное чудовище. Улыбнувшись, Чимин протянул Леону маленькую ладонь, и тот сжал её, читая по кодексу чести истинную правду. Нельзя сбегать и прятаться, думая, что клятвы не играют роли. Клятвы играют и судьбы.
Тэхён не был святым или примером для подражания, не имел степени благородства и славился, как безжалостный подонок. Отчасти, по правде. Он судил людей по-своему, и Чимин много раз пытался понять, чем те или иные заслужили от него изуверские мучения или пули в головы. Но сомнения в единоличной справедливости развеивались, стоило только Тэхёну сказать об этом вслух.
Чимин в смятении. Очень трудно признать, что тяготеешь не к лучшему. И значит сам далеко не идеал. Тэхён всё ещё его герой из детских сказок. Бессмертный герой и защитник прогнившего насквозь мира.
***
К вечеру в доме Тэхёна гудели голоса прибывших авторитетов, нынешних и бывших. Всех, кто выбрался из убежищ, выплыл наружу. Четыре человека, что ушли от кары и десять крупных парней со своими бандами. Подкрепление разбросали по Катании. Не без удивления восприняли явление Ринцивилло. Он коротко поприветствовал их и сразу перешёл к пояснению ситуации, пока Чонгук стоял в тени неподалёку.
Ни стражей порядка, ни отступников, желающих нанести визит по наставлению стукачей, Тэхён не ожидал к трапезе. Люди замерли в трепетном ужасе и усиленно делали вид, что Вико их новый светоч, поклоняться которому они согласны ежечасно. На рисованную, мнимую отдачу он и рассчитывал. Пока есть общий враг - они команда, объединённая корыстными, но интересами.
Оказалось, Эльмаз ещё не успел покинуть страну, два часа назад он прохаживался по местным пекарням, да и вообще планирует задержаться, освоиться. Отчитавшийся об этом хрупкий мальчик робко посмотрел на Тэхёна, покраснел и отошёл. Тэхён вспомнил, где раньше видел его. В «Полумесяце». Видать, кто-то подобрал и отмыл.
— Ответного удара Эльмаз не ждёт, — пробасил Тэхён, поигрывая с пистолетом. — Они с мэром завязали уютную дружбу и, как вы знаете, благополучно списали нас со счетов.
Солидная коллегия поддержала его возгласами.
— Верно! Столько лет мы кормили эту страну, а теперь никуда не годимся, чтоб их…?!
— Точно. Вот почему мы не спустим им это с рук. Я знаю, что многие из вас предпочли бы вставить мне дула в задницу, — Чонгук хищно облизнулся и едва скрыл сальную ухмылку, — но сейчас нам следует забыть о разногласиях и показать, кто в доме хозяин.
Единоличного хозяина остров не имел. Выражение требовало оспаривания, но они принимали медовую речь Тэхёна, как умирающий принимает дарующие спасение мощи.
— Убрав Эльмаза обычным выстрелом, мы рискуем навлечь на себя гнев его последователей из Турции. Вот почему я предлагаю обставить его уход красиво, а заодно нанести нынешней власти непоправимый ущерб.
Элемент, которого сильно не хватало, появился чуть позднее. Чимин вошёл неслышно, за ним прокрался Леон. Тэхён выпал из обсуждения, впившись глазами в красноватое пятно на хорошо знакомой шее. Казалось, звук приглушили, накрыв радиоприёмник колпаком: Тэхён сам не заметил, как пересёк зал и встал перед ними, продолжая отчётливо и громко говорить.
— Мы подорвём транспортную инфраструктуру: местный аэропорт и порт. То же самое частично предстоит проделать в Палермо.
— Это что же, нам смертниками становиться? — истерично хохотнул кто-то, наверняка представляя небольшую проказу в виде дымовой шашки.
— Ну, не нам. Вико имеет в виду, есть резон пожертвовать нашими людьми.
— Значит, вы согласны? — он резко повернулся, и Чимин в ужасе вперился взглядом в царапины, избороздившие шейный позвонок. — Учтите, что никакой предварительной эвакуации населения я не планирую.
Повисла тишина. Мужчины в костюмах ослабляли галстуки, переглядывались, словно взвешивая серьёзность Тэхёна на весах и уточняя цифры. Крайняя жестокость.