— Подумал, будет кстати, — он мило улыбнулся и лизнул его разбитую губу. Вдруг зацепился за нравственную сторону бытия, и Тэхёну расхотелось биться. — Я бы вот врезал своему отцу, если бы он изнасиловал мою мать. Да и ты тоже, а? Мы, конечно, не золотце, но я убеждён, что такими вещами нельзя играть.
Стебался ли он или нет, Тэхён заметно поутих, сочтя нужным выслушать.
— Не заливай. Чимин нам не мать.
— Зато ты ему неплохо её заменяешь, — иронично заметил Чонгук. — Признай, что считаешь Чимина лучше нас. Всегда считал. Наша палочка-выручалочка, а? Агнец пресвятой. Всякий раз, когда тебе нужно было показать себя настоящего - ты шёл ко мне и мы еблись до потери сознания, но я не культивировал твою доброту. За этим ты бежал к Чимину. За блеском в его глазах. Бля, мы оба на этом выросли, отчасти я понимаю. С одной оговорочкой: я его не трахал. Если тебе так нужна компенсация ущемленного детства, какого хрена ты здесь делаешь?
Будто бы он предупреждал его о чём-то и вынуждал взбунтоваться. Однако, Тэхён не слышал подтекста и предпочел оставить вопрос без ответа. Градус принялся разжижать сосуды, и все претензии звучали очаровательно.
Чонгук прав наполовину. Тэхёну не удалось элементарного: стать человеком, принимающим однозначные и независимые решения. Его тормозила двойственность и биполярность, тормозило царившее в мире лицемерие и славно протекающая жизнь в минуты, когда кто-то непременно страдает. Пока его мучали в подвалах, миллиарды никогда не слыхавших фамилии Ринцивилло, ходили по земле. Но ему не хватало смелости после взглянуть на это с другой стороны. Пока он ходил по земле, его не заботили умирающие другие. Да что там, его редко волновали чужие заботы. Писаные принципы ничтожны, если не подпитываются собственной в них убежденностью. Тэхён вёл Чонгука, но и Чонгук держал в руках поводок.
— Я просто… — Тэхён вернулся к оправданию. — Да, я переборщил в тот раз. Иногда я перегибаю палку. Нет смысла обсуждать это сейчас.
— Лады. Не мне тебя судить, я далёк от норм. Но могу я удостовериться? Действительно ты хочешь их убить? — Чонгук обволакивал его, задевая бёдрами и указывая на огоньки, танцующие за шторой. — Или этого хочу я?
— Мы сделаем это вместе.
И они сделали. На сцене возник свет. На стульях просыпались связанные бандиты. Шестеро. Щурились и нервно вглядывались в алчно зыркающую толпу. Нечего надеяться на прощение, они - те последние, что прислуживали Эльмазу.
Эпатажное действо, нашёптанное Чонгуком, вселяло в Тэхёна какое-то неумолимо отвратительное предчувствие, разбавленное непонятным возбуждением. Загубленная привычка циркового животного ко вниманию публики. Жажда одобрения, приятия, стремление ощутить себя незаменимо важной единицей. Внушающая бурю эмоций близость к Чонгуку, разделяющему понятия, одобряющему и дышащему в унисон. Чувство вины тает, и следует избавление от параноидально-надоедливой мысли, что не являешься хозяином своему телу и поступкам. Это то, чего Тэхёну хотелось, избрать из двух зол - меньшее.
Без вступительных речей и долгих предисловий, Тэхён и Чонгук совершили публичную казнь на глазах у ахнувшей толпы, поочерёдно прострелив по три головы и встретившись в центре сцены. До появления основного героя Тэхён предложил соучастникам внизу побаловаться десертом. Сладенькое перед смертью - звучит весело.
Спустившись, Чонгук пылко взглянул на Тэхёна.
— Мы не виноваты, что стали такими, — сказал он, зная, что Тэхёну понравилось. — Мы виноваты, что не попытались стать лучше. Но какая нахуй разница?
Тэхён пожал плечами. Не сожалел, не убивался совестью. Чуть погодя, он отправился в уборную, где его стошнило. На днях мог складывать сложные цифры в уме, а тут не в силах определить, что им движет. Всецело приятное чувство благодарности к Чонгуку сменяется тяжёлым отходняком. Эйфория начинает спадать, и единственный способ вернуться к ней - занять тело. Поджимало время появления Юнги, но он запаздывал. Чонгук нервно царапал ногтем бокал.
— Где его носит?
— Не знаю. Может, позвоним? — Тэхён взял телефон, и Чонгук надавил на его колено, отнимая игрушку.
— Давай лучше займёмся чем-нибудь поинтереснее.
Пожав плечами, Тэхён согласился.
Им, кажется, некуда деться от волнующего голода.
Он не помнил, как вышел в узкий обшарпанный коридор, стены которого ровно наполовину - чёрные. Там кто-то обжимался и предавался страсти, некоторые курили, ленясь выходить на улицу. До конца шоу их должно было держать главное - восхождение Тэхёна. Он же спускался по ступенькам вниз. Чонгук неотступно следовал за ним. Помещение подвального типа. Здесь прохладнее, свет приглушён. И сырости много больше. Чонгук оттолкнул Тэхёна к старому бильярдному столу и, пихнув галстук ему в рот, содрал брюки.
***
Они ехали в сторону клуба, и у них не было никакого плана. По крайней мере, Юнги молчал, а у Чимина в голове всё смешалось до такой степени, что он с трудом определял, какие улицы они проезжают. Юнги выглядел бледнее обычного, часто дышал, и Чимин волновался, как бы он не отключился прямо за рулём.
— Юнги, куда мы? Почему нельзя просто позвонить газовикам, чтобы перекрыть там всё к ебеням?
— Я не сказал? Потому что мы в принципе не можем позвонить, Чимин, — Юнги повернул лобовое зеркало так, чтобы он смог увидеть две машины, следующие за ними. — Помнишь, что устроил Чонгук в Палермо? Если возьмёшься за трубку, наше дерьмо долетит до самой луны.
Видимо, он ругался из-за отчаяния. Быть пришпиленной бабочкой в коллекции каких-то ублюдков - последнее, на что бы он хотел сгодиться. Довоевался до погонов в виде монумента на кладбище. Прискорбно, что не свернуть и не высвободиться. Рисковал Юнги поголовно всеми и даже за себя переживал, боясь не дотянуть до Хосока, не рассказать, как ему не хватает его тепла. Выпрыгнуть из машины на ходу тоже вариантом не рассматривается. Юнги не потянет, и это бесило его больше всего. Его словно намеренно долго выводили из строя, как одного из самых опасных игроков.
Смазанные мысли всколыхнулись. Как только они минули перекрёсток, земля словно содрогнулась, и раздавшийся позади грохот, скрежет и звук разбившегося стекла, слившийся в адскую какофонию, вынудил Юнги съехать на обочину. Грузовик снёс их преследователей, смял напрочь. Сомнений в том не оставалось. Чимин побледнел и сглотнул, Эльмаз смотрел, приоткрыв рот. Юнги велел всем срочно покинуть заминированный автомобиль.
Перевернувшиеся и сплющенные куски металла в отдалении вспыхнули, и в округе снова зазвенели призраки сирен. Чимин с огромным трудом выпросил у мимо пробегающей женщины телефон и после службы спасения набрал аварийную, требуя срочно перекрыть газ в указанном районе. Конечно, если он уже не выпустил достаточное его количество…
Не растерявшись, Юнги застал готовящегося жать на педаль водителя и убедил дать им машину напрокат. Во имя всего, блять, святого. От напряжения падре готов был резко перейти на нецензурщину. Недолго думая, Чимин сел за руль. Юнги обходил машину спереди, а Эльмаз остановился позади и сдвигаться не собирался.
— Садись, живо! — прикрикнул Юнги.
— Я вам сильно нужен? — спросил Эльмаз и кивнул в сторону брошенной тачки. У Юнги в глотке застрял ком. — Нельзя это тут оставлять, люди кругом. Пока сапёры приедут, кто знает - что случится?!
— Рехнулся? Ты едешь с нами! — Юнги подскочил и схватил его здоровой рукой за плечо, потряс.
— Развяжи меня!
Падре отрицательно помотал головой.
— Рядовой Мин, время идёт! — рявкнул Эльмаз.
До боли закусив щеку, Юнги на мгновение стушевался, приобнял его, похлопал по спине и рванул узлы.
— Чтоб тебя!… Вывези эту колымагу в пригород и беги оттуда так быстро, как только сможешь. Понял?