Он надломился изнутри, но не окончательно. Как и Хосок. Хосок жил надеждой на то, что им удастся победить обстоятельства. Плевать он хотел на беспардонные заговоры и тупики, посылал людей отца, зовущего вернуться. На пару с Чимином они заложили квартиру и обналичили все имеющиеся средства. Мэр поимел их бордель, но братья не сдавались, поселились в квартирке медсестры, с какой Чимин знаком ещё с юношества, и мало-помалу крепли духом.
Хосок всячески вертелся и искал пути обхода, он будто знал, что им нужно, но никак не мог нащупать в пространстве. Вечерами они много говорили о происходящем, но не затрагивали ноющих ран. Телевизоры, радио или сеть вызывали у обоих приступы тошноты.
Первым очнулся Юнги. Вероятно, намного раньше: просто тянул время, зная, в каком положении оказался. Узнав об этом от персонала, Хосок мысленно обрадовался, но увидеться с ним так и не смог: на следующее утро Юнги забрали следователи. Взволнованный, Хосок снова налёг на поиски Намджуна. И тем вечером, когда они с Чимином перекусывали полуфабрикатом пиццы, ему в голову пришла неожиданная мысль-памятка. Облизав пальцы, он соскочил со стула и принялся копаться в шкафу.
— Не верю я, что этот живучий шпион кони двинул, — прошипел он.
— О чём ты? — Чимин отложил еду и внимательно посмотрел на брата, извлекающего коробку с вещами, от которых он вроде бы уже давно избавился. — Опять? Сейчас?
— У нас мало времени, Чимин. Как только они вгрызутся в Юнги своими зубами, я за себя не отвечаю. Я эту тюрьму на камушки разберу.
На дне лежало платье, в котором не так давно Чимин уже видел Хосока. Облачившись в наряд полностью, Хосок немного покрутился перед зеркалом и таинственно улыбнулся. Чимин толком не понимал, зачем он это делает и куда торопится, что им движет. Но Хосока редко обманывала интуиция, и Чимин верил ему больше, чем кому-либо.
Он нашёл клуб, в котором когда-то танцевал, выпросил у тамошнего бармена адрес своей давней знакомой. Роскошная Джули всё ещё держала быка за рога и смотрелась много моложе своих лет, имела много поклонников, отличные апартаменты и по-прежнему высокие амбиции, она встретила Эсперансу тёплыми объятиями и богатым столом. Словно они не виделись какие-то несколько недель, а не лет. За чаем с коньяком разговорились, и “Эспи”, как ласково называла иногда её Джули, обмолвилась об “особых гостях”, что могли быть до неё. Прищурившись, Джули задумчиво кивнула. Да, был у неё один странный гость и говорил о некоем Хосоке, что может прийти за помощью.
— Если такое случится, он велел передать тебе вот это, — Джули протянула маленький жёлтый стикер с номером телефона.
— Верен себе, — вздохнула Эсперанса.
— Ты ему нравишься? — Джули подалась вперёд, и в зелёных глазах сверкнули огоньки.
— Не то чтобы…
— Да брось, Эспи, милая, не помню ни одного человека, которому бы ты не нравилась.
— Так или иначе, моё сердце уже занято, — и Эсперанса не могла не рассказать о мужчине всей её жизни.
— Святой отец? — удивилась Джули. — Сам Господь перед тобой не устоял. Он и впрямь такой хорошенький?
— Он лучший, — подмигнула Эсперанса.
Хосок знал, что может положиться на Джули и её молчание. К тому же, раз Намджун доверился ей, то колебаться не стоило. Он позвонил в тот же вечер, но номер оказался занят. Хосок вернулся уставшим, обозлённым и немного разочарованным. В их комнатке уже не горел свет: Чимин спал, обняв какую-то толстую книжицу. Укрывая брата, Хосок подвинул его руку и увидел, что это фотоальбом. Вздохнув, он чмокнул его в щёку, погладил по голове и пообещал, что у них всё непременно наладится.
Вскоре Юнги попал под серию допросов, а до Чимина дошёл слух, что Чонгук наконец-то пришёл в себя. Но что-то с ним было неладно. То есть, и раньше, конечно, в нём не наблюдалось нормальности, но говорили, что когда он увидел коматозного Тэхёна и окружающую обстановку, он кричал, буйствовал и, переломав мебель, выбил кому-то зубы. Врачи посчитали обязательным подержать его в корпусе психиатрии.
Чимин продолжал переживать за Тэхёна. Прошло меньше двух недель, но сутки вытягивались годами, и за эти долгие часы ожидания складывалось впечатление, что мафия, разгулы, деньги, лившиеся рекой - иллюзия прошлой и бесполезной жизни, не принесшей ничего, кроме разрухи.
Хосок дозвонился до Намджуна, но ещё до их встречи, он отправился в тюрьму: навестить Юнги. Чтобы до отца не долетали ненужные сведения, которые могли воспрепятствовать Хосоку после, он переодевался в Эсперансу. И делал это безукоризненно и эффектно.
В тот раз на ней было чёрное кружевное платье, парик волнистых локонов и босоножки, меж грудей покоился дарованный крестик. У Юнги потеплело на душе. Значит, тогда не показалось. Но там, под веером ресниц и слоем матовых теней, был его потрясающий Хосок.
Они увиделись через толстое стекло, в такой тишине, что Хосок слышал каждый свой вздох. Конвоир долго не мог отойти, вперившись в точеную фигурку, но после недоброго взгляда падре, отступил назад, и Юнги сел. Хосок расположился напротив и придвинулся на стуле поближе. Они приложили ладони к стеклу и странно, очень аккуратно улыбнулись, вежливо приветствуя друг друга. Во взглядах появилась нежность и немного грусти.
Взяли трубки и первые две минуты просто дышали. Юнги не спускал с него глаз, Хосок тоже. Они не могли насмотреться. Ни одна из неотвратимых бед не могла отнять у них этого чувства.
— Привет, любимый, — Хосок улыбнулся, и Юнги улыбнулся в ответ.
— Привет.
— Вот уж не думал, что наше следующее свидание будет в казенном доме.
Они рассмеялись и затихли.
— Как же мне тебя не хватает, — голос Юнги приобрёл ту тягучую привлекательность, от которой Хосоку сложно сосредоточиться.
— И мне тебя.
Они поболтали о сущей ерунде, вроде того, чем тут кормят, как обращаются, что они оба делают на досуге и только потом вернулись к страшному. Да, Юнги наслышан. Общественный адвокат-бездарь разъяснял ему то, что он и так знал.
— Распинался тут, господи прости, пока я его не заткнул, — Юнги покачал головой. — Что там Чимин?
— Потихоньку, — ответил Хосок. — Там Чонгук оклемался. В психиатрии сейчас.
— А Тэхён?
Хосок опустил глаза, и Юнги закусил губу.
— Ясно. Ну, выкарабкается - сообщи.
Охотно кивнув, Хосок уверил, что ни одна новость не останется сокрытой. Расставались они тяжело. Хоть и не подавал виду, но Юнги переживал, очень переживал за то, что с ним будет. Словно карма отца пришла по его душу. И хотя, с точки зрения закона, ему есть за что сидеть, с такой-то подачки - шло бы оно всё куда подальше. Юнги грозило двадцать пять лет. Он уже представил, как практикует проповеди и читает молитвы заключенным или часто проводит время в библиотеке. Его жизнь превратится в рутину, а приходящий Хосок станет единственной отдушиной и связью с внешним миром. И его кольнуло. А будет ли такой потрясающий человек, как он, посещать это гиблое место?… И захочет ли сам падре подписывать его на такие муки?
Впрочем, быть заключенным, а не приконченным, наверное, лучше. Но с другой стороны, как много ждало лишений, с которыми Юнги никак не свыкнется. Когда взрастила сама свобода, о какой клетке может идти речь?
…И всё-таки холодными одинокими ночами он молился о том, чтобы ещё не раз видеть чистое небо.
***
Удар последовал позднее. Когда Тэхён открыл глаза. Он плохо фокусировался на происходящем, вяло разговаривал и почти ничего не мог удержать в руках. Доктора заявили о том, что поражение нервной системы в результате интоксикации могло вызвать осложнения, и этот криз может стать необратимым. Подвергать его транспортировке не решались.
Хосоку пришлось давать Чимину успокоительное: он плохо перенёс эту новость, но ещё хуже ему становилось при одной мысли о том, что их с Чонгуком будут судить в таком состоянии или не взирая на него.
— Мы что-нибудь придумаем, — всё ещё обнимая, Хосок взял брата за руку и уверенно посмотрел на часы. — Ну, мне пора. Я вернусь только с хорошими вестями. Жди.
Намджун обещал прийти вовремя.