Повеяло ветром снаружи. Вход был открыт.
Обалдело озираясь, Чимин босиком шагал по чужим телам, костям и не мог понять, что происходит. Они не целились в него. Как будто не видели. Добивали женщин, мужчин, юношей и девушек, некоторых детей. Чимин шёл напролом, к выходу, остро ощущая потребность в свежем воздухе. «Чёрные» проходили мимо, не интересуясь им, невидимым и крошечным.
Чимин вывалился за порог, отполз куда-то за угол небольшого здания и, скованный ужасом, побрёл прочь. Часто оборачивался, полагая увидеть за собой убийц. Но никто не гнался за ним. Спотыкаясь, он бежал куда глаза глядят, падал и, вставая на четвереньки, снова прибавлял ходу, царапая стопы о щебень.
Вымотавшись, отклонился от курса и свалился прямо в придорожную грязь зарастающей травой обочины.
***
Показалось, что далёкие звуки автоматной очереди и вой аварийных сирен - лишь отголосок просмотренных давненько боевиков, что Юнги, к несчастью, пришлось застать вживую. Он открыл глаза так быстро, и так лихо поднялся на ноги, стараясь не тревожить Хосока, что к зараставшим порезам волной прилила жгучая боль. Хапнув с тумбы предусмотрительно оставленных Хосоком таблеток, падре рванул на балкон и оцепенел.
Покой и тишь покинули Катанию всего за одну ночь. Столпы дыма прорезали жилы улиц. Продырявленный город местами полыхал, раздавались крики и ругань. Буднее утро не отдавало больше запахом пекарен, не звенели звоночки на велосипедах почтальонов, и мирное небо окрасилось кроваво-красным, не от восхода, а от зарева полыхавшей площади. Огонь пожирал церковь, раздуваясь могучим драконом и разъедая металл колоколов. Юнги стало дурно от запаха гари, ударившего в лицо. Он зашёл внутрь, ища глазами место, куда положил кольт, продрогнув изнутри. И столкнулся взглядом с Хосоком, сидевшим на кровати с лицом, выражавшим не менее, чем шок и не более, чем вопрос, что им делать. Сожалеть и паниковать Юнги не имел права.
По сути, он догадывался, что включенный телевизор не внесёт ясности. В свете последних происшествий нацистские группировки развернули план по зачистке арабской диаспоры, проживавшей на юге. Беспорядки и разгромы, забастовки и открытые столкновения воцарились не только в Катании и послужили толчком для объединения разрозненной до того мафии. Тот, кто замещал Мотизи в Палермо - накануне и вовсе пропал. Тут Юнги поступила нежданная весточка, привезённая Леоном от большого Совета.
Хосок уже собрал документы в сумку, отзвонился родителям и мял в руках попавшуюся антистрессовую подушку. Но благодаря Юнги держался молодцом.
— Безумие какое-то, честное слово… Отродясь не видел такого, — Леон развёл руками, рассказывая о том, что народ в одночасье спятил. — Они побросали вещи, детей, семьи и ринулись потоком на улицы. Считая, что так защитят всё, что им дорого. При этом, никто не понимает, что случилось. Сначала репортаж об изнасилованной беженцем девочке, потом украденных девушках, которых незаконно перевозили в Турцию, ну и наконец, минувшим вечером наш сицилийский банкир был найден убитым в собственной постели, заимев последним клиентом товарища, угадай какой нации.
— Нагнетание обстановки, — вставил Хосок.
— Точно, — кивнул Юнги. — Леон, поищи что-нибудь страшнее толпы, объединённой ненавистью, и я уверяю, что поиски твои будут напрасными. Эта буча - отвлекающий манёвр, чтобы зачистить следы и увести людей от главного. И нигде, кроме как в политике, не действует правило “не гоняйся за двумя зайцами”. Тут - можно. Поездки за Чимином произошедшее не отменяет. Армия и полиция разгребут дерьмо, когда сверху закинут нужную удочку. Новости делаются за хорошие деньги и в подходящий момент.
— Вроде того, как восточный мальчик спасёт итальянку, тамошняя элита предложит мирные переговоры и прочие мирные прицепы… — предположил Леон и развёл руками. — Либо они найдут козла отпущения.
— Мэра, например, — падре с сожалением поглядывал то на Хосока, то в окно, на душе его поселилась тяжесть. Жаль и церковь, и повисшие заказы, слитые в трубу деньги. — Нынешний уже неугоден.
Хосок вздрогнул. Конечно же, его отца ещё не избрали, но то, что им с матерью лучше временно покинуть остров - ясно, как день. Он предупредил их по телефону и отключился на предложении, где за ним обещали срочно приехать. О последнем он Юнги не обмолвился, потому как тот предположил, что его отцу есть смысл подать на лапу организаторам небольшого переворота. «Народ захочет справедливости, в лице которой выступит не кто иной, как твой отец. Нейтральная сторона. Предвыборная кампания с изюминкой». Хосока эти слова почти обижали, если не сказать, очень.
— Ну и репортажи в наше время, как говна пожрать столовой ложкой! — заглушив работавший на фоне телевизор, Хосок подтянул колени к подбородку и затих. Несмотря ни на что, он волновался за Юнги и пуще прежнего переживал за Чимина.
Леон с Юнги продолжали обсуждать вечерний рейд.
— Чимина вряд ли вывезут с того укрытия, учитывая размах инцидента, — Леон тыкал на планшете в карту. — Говорят, главное шоссе перекрыли.
— Я знаю объезд. И не один, — не глядя отвечал Юнги.
У них имелись верные сподручные, крепкие пушки и опытный предводитель.
— Ах да, насчёт Совета… — напомнил Леон у выхода. — Что мне им передать?
Юнги никогда не требовал для себя трона и почестей. Править - не его прерогатива и ни разу не желание на пять минут. Ему близок божий промысел с возможностью применения личных принципов. Хмыкнув, он пожал плечами.
— Передай, что лучший кандидат всё ещё в игре, — падре улыбнулся, и Леон поддержал его, но не с тем же радушием. И Юнги понимал, почему, похлопал товарища по плечу. — С Чимином всё будет в порядке.
— Верю тебе, святой отец, как никому на свете. До встречи.
Когда Юнги повернулся, Хосок смотрел на него недовольной рысью. Подушку он разорвал, и содержимое в виде белых шариков посыпалось на пол.
— Если что, у меня причин для ревности побольше будет, — учтиво заметил Юнги, и Хосок бессильно улыбнулся в ответ.
— Я ведь еду с вами? — Хосок подошёл вплотную и обнял его.
— Конечно.
— Ваш разговор звучал так, словно меня, как стратегической единицы и в помине нет.
У Юнги неприятно кольнуло в груди. Приучивший себя говорить правду, он пойман на лжи, как зелёный юнец.
— Ты не хочешь, чтобы я ехал, — констатировал Хосок и поджал губы.
Но теперь Юнги боялся, что по его возвращении с Чимином (а он представлял, что они не ошибутся и непременно отыщут его), настанет пора поисков Хосока, которого успеют утащить сердобольные родители. К тому же, в равной степени, как и брать с собой, оставлять его здесь одного - небезопасно.
— Я передумал.
— Вот и хорошо, — похвалил Хосок и поцеловал падре в прохладную щёку. — Потому что бы чёрта-с два я отпустил тебя.
Где-то на улице опасно громыхнуло, и завыла сигнализация. Крайне тревожно. Хосок не мог и представить, что его отец замешан в тёмных делах, отрицал высказанное Юнги предположение, но не отдалялся от него. Не дурачок, чтобы не понимать, насколько велика вероятность подобных коллизий. Косвенно причастность к межнациональным бунтам могла значить и причастность к Стидде. Потому что если Коза-Ностра поднялась на уши, собирая Совет, им не досталось ни цента. Выходит, поддержку оказывала другая организация. С логикой Хосок дружил недурно.
В редких случаях восстания подобного рода подавить сложно. А Юнги помнил, что гораздо хуже, чем быть единицей ведомого легиона: быть солдатом, стреляющим на поражение.
Перед тем, как сесть в машину, они оба стали объектами пристального взгляда. Ничейный чёрный доберман сидел за воротами, заняв незримый пост.
Хосок дёрнулся в испуге, прижавшись к Юнги, но тот шепнул, что бояться нечего. Скорее всего, царивший грохот дал ей возможность для побега. Собака продолжала смотреть на них изучающим долгим взглядом, почти мудрого старца, не лая и не рыча.