– Сколь бы ни было этих унций, а вторую жизнь на них все равно не купишь, – громко сказал Гриневский, подтягивая голенище сапога. – Впору уже спросить: куда летим, начальник?
– В любом случае летим, а не идем, – Карташ проверил защелки на крышке верхнего ящика. – Берись! На «и-раз» стаскиваем. Не должен рассыпаться от удара, для армии все-таки делали. Ну, готов? И-и-и, раз!..
Верхний ящик соскользнул с нижнего и рухнул зеленым брюхом на дорожку из бревнышек-окатышей. На доски он не рассыпался – сколочен был добротно. Да еще к тому же, голову можно прозаложить, ящичек сколочен в те годы, когда на предприятиях, выполняющих армейские заказы, существовал, помимо обычного, еще и военконтроль, а за брак с военного контролера без лишних слов снимали погоны и гнали взашей с теплого места – перевоспитываться на одну из «точек» северной широты.
– На счет любого случая я бы с тобой не согласился, – сказал Петр, толчком развернув ящик на бревнах. – Есть и такой вариант: оставляем здесь все как есть, заталкиваем в рюкзаки побольше консервов и уходим тайгой.
– Ха, то есть как «тайгой»! – старший лейтенант Карташ с искренним недоумением взглянул на зэка. – Чего ты несешь! А зачем тогда... зачем тогда все?! Зачем ты, на хрен, ящики таскаешь?!
– Таскаю, потому что ничего еще не решил. Когда мы сюда шли, каждый в голове держал свои расклады. Теперь, после гибели Генки, в расчеты корректировочку надо давать. И у меня были свои счеты и расчеты, а также имеются теперь свои корректировочки.
Карташ ощутил, как с мутного донца души поднимается злость. Он предчувствовал наступление этого момента, когда каждый потянет в свою сторону, что твои лебедь, рак и щука. Предчувствовал... все же сохраняя надежду, что может и обойдется, может, его спутники довольствуются совещательными голосами, а принятие окончательных решений оставят за ним. Не обошлось. Ну а когда каждый сам себе командир и у каждого наполеоновские планы... ну да, получаем типичное «а воз и ныне там». Алексей достал сигареты – как средство успокоиться.
– И что у тебя за расчеты? Колись, раз уж начал.
– А то ты не въезжаешь! Ну, коли хочешь услышать... – Гриневский тоже закурил. – Меня устраивает нынешний расклад – за исключением того, что фээсбэшник Гена мертв. Я всерьез рассчитывал оформить через него досрочную амнуху. Но и теперь не все так плохо. Пугач и его кодла отбыли в места вечного заключения. Про мои дела с ним никто теперь не в курсе, с этой стороны я чист. И с вашей мусорской стороны я не при делах. На зоне во время бунта я не светился, вместе со всеми по округе не баловал. Убег с перепугу в леса и заплутал там. За что меня наказывать – тем более, когда сам сдамся? Вот только...
– ... что с нами, то бишь со мной и Машей, в таком случае делать, – с ухмылкой продолжил Карташ, словно невзначай коснувшись локтем висящего на плече автомата. – Мы получаемся свидетели. Вдруг проболтаемся кому. Например, по пьяни...
– Не передергивай, начальник, – поморщился Гриневский, поставив ногу на ящик. – Эхе-хе... У тебя, Леша, начался классический синдром кладоискателя, добравшегося до клада. Подозреваешь всех подряд в нехороших замыслах, нащупываешь ствол, недобро косишься. Я ж все-таки бывший офицер, как ты помнишь.
– Ну уж очень бывший, – сказал Алексей, глядя на собеседника сквозь прищур. – Кстати, ты очень-то не рассчитывай, что про тебя никто не узнает. О твоей особо важной персоне наверняка проинформированы лепшие дружки Пугача, которые на воле остались. Когда-нибудь, может даже очень скоро, им станет известно, что твоего трупа на прииске отчего-то не оказалось, и за тобой начнется охота почище английской охоты на лис.
– Насчет жмуриков – тут все просто, начальник. Видел же канистры. Прииск подготовлен к взрыву. Раз подготовлен, должен взорваться. И никто никогда не дознается, кто здесь был, кого не было.
– Я смотрю, ты все продумал?
Они стояли друг против друга.
– А я смотрю, начальник, ты ни хрена не продумываешь. Ежели возьмем ящички с собой – это верная смерть, можешь к бабке не ходить. За нами кинутся все кому не лень. И даже те, кому лень. А кстати, не факт, что Генка не лепил нам горбатого. Может, он для себя старался, а его начальство вообще не в курсе командировки сотрудничка. И самый главный нефакт, что те Генкины начальники и сослуживцы, на кого мы в конце концов выйдем, окажутся честными бессребрениками, преданными родине и присяге. Кто поручится, что в их мозгах не вспыхнет простенькая мыслишка: а на кой ляд отдавать добро в общественное пользование, когда можно забрать в свое? Всего и делов-то, что грохнуть эту веселую троицу, которая и не ждет уже подвоха, и зажить припеваючи…