- Для тебя глупости всё, что я говорю. А ведь я права! Мы живем отшельниками. Я забыла, когда последний раз мы устраивали приёмы, когда дом был полон гостей, когда ко мне заезжали друзья. Ты избегаешь всех. Ходишь только на необходимые ужины, которых твой статус просто не имеёт права пропустить, иначе это навредит работе. И знаешь только этого старого скрягу Уилкера. Такой же упертый баран, как и ты только старше. Не знаю, как Ольга его выдерживает. Только с её ангельским характером возможно ужиться с этим старым ворчуном.
- Если хочешь, устраивай вечеринки. Мне все равно, - Александр не слушал её. То были, как всегда, лишние слова, пустые мысли и невыносимо нудный голос.
- Вот- вот, тебе все равно. Как в прошлый раз? Хочешь, чтобы снова все расспрашивали меня, почему ты уехал, когда я позвала друзей на званый ужин.
- Я не выношу шума, я тебе объяснял это и ни один раз.
- Ты не выносишь меня, не терпишь шум, не считаешь нужным покупать машины, тебе хватает двух машин для себя и одной для меня. Не вкладываешь деньги в недвижимость, как это делают все наши знакомые. Чем ты живешь? И живешь ли ты вообще? Одним бумаги, книжки и мертвецкая тишина вокруг. А да, извини, и твой телескоп в кабинете, к которому ты никого не подпускаешь. Бобыль!
- Да, ты права. Я не живу, и уже давно...
- Так что, мне ехать с шофером? - искоса посмотрев на мужа, спросила она.
- Можешь взять такси.
- Этого еще не хватало! Хочешь, чтобы меня удар хватил? Завтра все начнут трещать языками, что жена сенатора ездила за покупками на такси...
Он больше не слушал её, точнее он давно уже не слушал то, что она говорит. Выйдя на балкон второго этажа, он взял с собой холодный чай, достал книгу с полки и сел на пуфик. Это была одна из его любимых книг, потёртая, в пятнах, в каком-то месте был оторван краешек страницы. Это произошло, когда он читал, лёжа в гамаке. Голос няни, зовущий обедать, тогда пробудил его из мира, в который он был полностью погружен во время чтения: небрежным движением, вставая, он порвал страницу. Потом он склеивал её скотчем, но время безжалостно, особенно над простой бумагой. Как давно он не заглядывал в любимую книгу. Кое-где он нашел подчёркнутые карандашом фразы, которые не стерлись. Ему так нравились находить для себя интересные литературные приёмы, которые он потом использовал в своей речи, что в юности, он всегда читал с карандашом в руках. Сейчас, водя пальцами по карандашным линиям, он закрыл глаза. Казалось, чуть-чуть и он снова будет лежать под деревом, свесив одну ноги из гамака, второй держаться за шершавый ствол яблони. И это была жизнь. Его жизнь. Которой давно нет. Она затерялась, или выбросила его за борт. Что стало с ним?
Откуда-то издалека донёсся голос Мадлен. Она вышла из домика прислуги. «Как такое может быть. Два дома стоят рядом: дом сенатора и дом прислуги. В одном много жизни, в другом её нет совсем. В одном радость и ароматный запах выпечки, в другом пахнет форелью и дорогим ромом, и невыносимо ванильными духами Лидии. И какой дом лучше? Конечно, тот, в котором есть жизнь», - облокотившись о балконные перила, Александр смотрел на идущую по саду Мадлен. Она ступала по сочной траве с подносом в руках. А он смотрел со стороны и думал. Наблюдая за счастливой, немолодой женщиной, он прочувствовал её счастье. «Как немного нужно человеку, чтобы ощутить радость. Еще утром она не знала, что все её проблемы решатся в миг. Воистину, нужно чаще замечать, что рядом есть кто-то, кому моя жизнь нужна больше, чем мне самому», - он задумался так крепко, что не слышал, как на балкон вбежала его любимая Грета. Ища мокрым носом руку хозяина, она опрокинула чашку с чаем на стол. Он никогда не ругал свою любимицу. И сейчас, обняв её за мощную шею, он продолжал сидеть молча. Завтра его ждал ужин, который был заранее ненавистен каждой клеточке его души. Пластмассовый ужин для пластмассовых гостей созывает пластмассовая Лидия с пластмассовой улыбкой.
***
Прежде чем Ашната проснулась, на её нежном лице появилась кроткая, почти неуловимая улыбка. Тёплый луч легко коснулся её волос. Открыв глаза, первое, что она увидела, была нянечка, сидящая на кровати Анны. Она была в одной ночной рубашке, длинной до пят, и такой белоснежной, как утренние облака, застывшие над горами.
- Доброе утро, детка. Хорошо, что ты поспала. Как ты себя чувствуешь?
- Почему, встречая новый день, люди говорят «доброе утро»? Почему именно «доброе»?
- Не знаю. Видимо, они хотят, чтобы день был добрым, - не зная, что можно здесь ответить, сказал приятный голос.