Набуэль язвительно усмехнулся:
– А знаешь что… Ты ведь являешься жрецом? Я ведь не ошибся?
– Да, я жрец,– согласился перебежчик.
– Я и без твоей помощи войду в Ур,– произнёс князь. – Я же знаю, что осаждённые доедают последние сухари, и скоро примутся за свои ремни… И через считанные дни в городе разразится страшный голод и вам всё равно придётся открыть ворота и сдаться.
Жрец не мог скрыть своего крайнего разочарования. Ему нечего было сказать в ответ.
Однако это не значило, что князя не заинтересовало предложение жреца-перебежчика. Важно всё-таки было узнать, чего же он на самом деле хочет за свою услугу.
Набуэль переспросил перебежчика:
– Я так думаю, ты же не просто так хочешь нас провести в Ур? Если тебе не надо золота, то тогда что ты за это желаешь получить?
Перебежчик потупил взор.
– Н-ну?..
– Князь, – ответил на это жрец-перебежчик, – в городе осталось лишь только треть его прежнего населения. Если ты даруешь этим оставшимся людям прощение и жизнь, и не будешь их обращать в рабов, а также не станешь разрушать город и тем более наш храм, посвящённый богу Нанну, то я проведу уже завтра твоих воинов через подземный ход, и вы попадёте в Ур.
Набуэль велел временно вывести перебежчика из шатра.
Когда это сделали, Набуэль обратился к командиру синмагурцев:
– Эшумаль, а ты что по этому поводу мне скажешь?
Набуэль выжидающе посмотрел на Эшумаля. Впрочем, он знал, что Эшумаль ему может сказать. Было видно, что синмагурец явно относился скептически к перебежчику.
Эшумаль хмыкнул:
– Наши воины желают вознаградить себя добычей… Они уже несколько месяцев стоят под этим проклятым городом! Мы и без этого жреца займём Ур. Я бы не стал ничего ему обещать…
Синмагурец был в чём-то прав, но он одного в данный момент не учитывал. С севера надвигалась стотысячная ассирийская армия. И она буквально на днях вступила на территорию Вавилонии. И каждый день промедления и безрезультатного топтания у Ура мог дорого обойтись восставшим.
Князь думал. Он взвешивал все за и против. Думал напряжённо. И, наконец, велел вновь завести в шатёр перебежчика.
Жреца привели.
Набуэль произнёс:
– Жрец, я готов принять твою помощь, – и ещё немного подумав, Красавчик продолжил: – Но с несколькими оговорками. Оставшимся защитникам Ура будет сохранена жизнь и свобода, я это тебе обещаю, однако это не коснётся ассирийцев, которые находятся сейчас в городе…
На последнем условии особенно настаивали синмагурцы и вавилоняне, являвшиеся союзниками князя.
– И ещё, – продолжил Набуэль, – я не могу запретить моим воинам и тем более своим союзникам вознаградить себя добычей… Так что всё самое ценное добро, принадлежащее жителям Ура, у них будет отобрано.
– Ну… н-ну, ла-а-адно, – вздохнул жрец, – а ты можешь, князь, хотя бы пообещать, что твои воины не разграбят Урский храм?
– Вот это я тебе могу пообещать, – ответил перебежчику Набуэль.
И на следующий день, после многомесячной осады, Ур пал.
На крайнем юге Месопотамии в руках Великого царя теперь оставался только Урук, который по-прежнему самоотверженно защищали Бел-ибни и его воины, а также поддерживавшие их жители города.
В Уруке ещё оставалось съестных припасов примерно на три месяца.
***
В Ассирии тогда очень расхожей была то ли шутка то ли поговорка: «в мире есть только три непреходящих и вечных понятия, это египетские пирамиды, сфинкс и… царица-мать.»
И впрямь, уже больше тридцати пяти лет она вершила судьбу огромной империи и миллионов её подданных, и, казалось, что время над ней не властно.
После того как царица-мать возвела на трон в Ниневии своего старшего сына, а потом и Ашшурбанапала, она добралась до самой вершины власти, и никто не смел ей ни в чём отныне перечить. Даже Великие цари на это не решались. И об этом в империи всем было известно. Эта женщина пребывала вне времени. Это может показаться фантастикой (тем более в те далёкие времена люди жили намного меньше и старели гораздо раньше), но и в свои шестьдесят с лишним лет у неё не было ни единого седого волоска, ни единой морщинки, и она выглядела по меньшей мере лет на тридцать. Так утверждали хронисты, и я им склонен всё-таки верить. Вряд ли это было с их стороны подхалимство.
Овдовев, Накия-старшая не долго сохраняла траур по погибшему мужу, по неистовому Синаххерибу, и уже через пару недель она завела себе для здоровья (ну и разумеется для поддержания хорошего настроения) первого любовника. Им оказался здоровенный нубиец опахальщик. У него была неимоверная мужская сила и это привлекло внимание его госпожи.