Джастер не успел ничего ответить, как двери распахнулись и в зал ворвались вооружённые люди во главе с молодым мужчиной в богатой одежде. Увидев разрушения и то, что осталось от эмира, они потрясённо замерли.
— Отец… — предводитель новых стражников медленно подошёл к разрушенному трону, побледнел и отвернулся, зажав рот и явно сдерживая позывы желудка.
— Мой принц… — робко обратился к нему кто-то из приближённых погибшего эмира, но больше ничего не успел сказать.
— Это всё он, мой принц! — закричал вдруг Садир, указывая острием меча на Шута. — Это Машнун-Мают, Ашу Сирай! Это из-за него погиб ваш отец!
— Ашу-Сирай⁈ — Брови принца изумлённо взлетели вверх, пока он разглядывал наряд Джастера. — Машнун-Мают⁈
— Да, мой повелитель! — Садир едва ли не смеялся от радости. — Тот самый негодяй, за голову которого султан снова сделает меня своим любимым хази! Я поймал его и привёл на суд к вашему отцу, нашему повелителю, но этот мерзавец…
— Люди забыли, что богов нужно не только чтить, но и исполнять их волю, — невозмутимо перебил Шут. — Садир, сын Рахама, начальник городской стражи, не послушал меня и нарушил волю Сурта. Ослеплённый жаждой мести и желанием славы, мечтая единолично получить награду из рук султана, он не сказал эмиру, кто я, и навлёк божественный гнев на эмира. Тёмноокий явился и покарал тех, кто забыл о своём долге. И на вашем месте я не стал бы испытывать его терпение ещё раз. Как и моё.
Принц покосился на то, что осталось от трона, и по его жесту стража окружила нас вместе с довольно ухмыляющимся Садиром.
И снова я не успела ничего сказать, потому что принц склонился и выслушивал одного из советников, который что-то торопливо шептал ему на ухо. Взгляд принца падал то на погасшую жаровню, то на Байруза, всё его не пришедшего в себя, то скользил по разрушенному залу и мрачным стражникам. Темные брови сошлись к переносице и весь вид наследника не сулил ничего хорошего.
— Стража! — Принц дослушал советника, выпрямился и повелительным жестом указал на нас. — Схватить Садира и заковать в кандалы! Он обвиняется в смерти моего отца!
— Ч-что? — Садир недоуменно уставился на нацеленные на него со всех сторон копья. — Мой повелитель! Это ошибка! Я ни в чём не виноват! Это все Машнун-Мают, он обманывает вас! Он хитёр, как тысяча степных лисиц! Вы должны казнить его! Это он разгневал Тёмнокого!
— Тёмноокий запретил трогать того, кто носит имя Ашу Сирай, — едва дрогнувшим голосом произнёс принц. — Это знает даже ребёнок. А ты нарушил его волю, и навлёк гнев Повелителя жизни и смерти на моего отца! Я приговариваю тебя к пыткам и казни через четвертование завтра на рассвете!
Острия копий упёрлись в ошеломлённого таким поворотом Садира и он безропотно позволил забрать у себя оружие.
— Уходи, Ашу Сирай, — дрогнувшим голосом приказал принц. — Ты вестник бед и несчастий! Уходи, а я буду молить Тёмноокого, чтобы твоя нога никогда больше не ступала на улицы моего города!
— Мир скоро изменится и никто не останется в стороне от этого, — громко и внушительно произнёс Джастер в ответ. — Людям придётся вспомнить многое из того, что было забыто. Многие падут, многие возвысятся, и этот выбор будет в руках каждого.
Под потрясённое молчание он еле заметно потянул меня за руку, и я пошла к распахнутым дверям, стараясь не слушать отчаянные вопли и крики Садира, проклинавшего Шута, себя, Тёмноокого и этот день, пока стражники волокли бывшего начальника в темницу.
Стоит ли говорить, что мы беспрепятственно покинули дворец эмира?
На площади перед дворцом было пусто, и я остановилась, вдруг поняв, что не знаю, куда идти дальше. Сюда нас привели стражники, а я была слишком взволнована и занята своими мыслями, чтобы запоминать дорогу.
Спросить путь у прохожих я тоже не могла, чтобы не нарушить глупые законы этой страны. Хватит с меня правосудия на сегодня.
— Янига? — негромко спросил Джастер. — Что случилось?
— Я не знаю дороги обратно, — ответила я, покрепче прижимаясь к его локтю. — И ещё… Мне страшно, Джастер.
— Не бойся, — он легко сжал мою руку. — Всё будет хорошо. Идём. Я помню дорогу. Просто смотри вокруг, чтобы мы не столкнулись с другими людьми.
Ошеломлённая таким заявлением я молча кивнула, и мы пошли по широкой улице прочь от дворца.
До дома Назараида мы, в самом деле, добрались довольно быстро. Джастер шёл не спеша, иногда останавливаясь, поднимая голову к солнцу и подставляя под лучи то одну щеку, то другую. Затем он говорил повернуть направо или налево. В остальном он по-прежнему проверял дорогу посохом и надеялся на меня, чтобы избежать столкновений с прохожими. Как ни странно, на нас почти не обращали внимания. Иногда я ловила сочувствующие взгляды других женщин и заинтересованные мужчин, но никто не подошёл к нам и не предложил свою помощь. Почему-то никто не заподозрил в Джастере того самого «духа песка», слухи о котором успели разнестись по городу.
А может, все уже знали, что стражники, по приказу эмира, схватили слепого элрари, и никто не ждал увидеть его живым и не спеша прогуливающимся по улицам города?
Что бы там ни было, когда мы оказались перед воротами дома Назараида, слуги уставились на нас, как на вернувшихся с того света. Заслышав их крики, Назараид сам выбежал во двор, и замер как столб, потрясённо глядя на Шута.
Джастер же стоял, подставляя лицо солнцу, и молчал. Очень скоро я поняла, что он ждал.Точнее — кого.
Бахире не было дела до законов чужой страны. Она выбежала из дверей дома, всплеснула руками и кинулась к нам.
— О, Джасир! — руки Сновидицы обняли Шута, из глаз текли слёзы. — Мой сын вернулся…
— Всё хорошо, ами, — улыбнулся в ответ Джастер. — Я же говорил: верь мне.
Бахира подняла на него счастливые глаза, промокнула слёзы кончиками пальцев, и кивнула, ласково погладив лицо Джастера, а затем обернулась ко мне.
— О, Яния!
Радостная и счастливая, она крепко обняла меня, а я опешила, потому что никто и никогда прежде не радовался так моему возвращению…
— П-почтенный Д-джасир… — бедняга Назараид, пришёл в себя и шагнул к нам. Весь его вид говоорил о том, что он очень растерян и не знает, что сказать. — Я…
— Твоей вины в случившемся нет, добрейший Назараид, — спокойно ответил Джастер. — Всё что случилось — случилось по воле Великой Матери. Но я больше не могу принимать твоё гостеприимство. Мой долг зовёт меня в путь. Поэтому прошу тебя позаботиться о том, чтобы наши кони и вещи были готовы к дороге как можно скорее.
— Конечно, конечно, о мудрейший Джасир! — обрадованно закивал хозяин дома. Слова Шута про волю Датри словно сняли с него груз вины. — Я немедленно распоряжусь!
Он тут же хлопнул в ладоши и слуги, наблюдавшие за разговором, поспешно засуетились, кинувшись кто в дом, а кто в конюшню.
— Могу ли я предложить почтеннейшему элрари завтрак? — робко поинтересовался Назараид, а я вспомнила, что мы с утра так и не поели. В животе тихо забурчало, и я надеялась, что парн приглушит эти некрасивые звуки.
— Боюсь, что не смогу принять твоё предложение, — спокойно ответил Джастер. — Небесный отец уже высоко поднял свой щит. Я должен спешить. Но я буду благодарен, если твои слуги позаботятся не только о наших лошадях, но и о еде для меня и моей семьи в дорогу.
— Непременно! — торопливо воскликнул Назараид. — Непременно!
Пока он отдавал распоряжения и поторапливал слуг, мы так и ждали во дворе, укрывшись от солнца в тени галереи. Джастер не пожелал заходить в дом, и я понимала его нежелание. Бахира сама принесла его меч из комнаты и проследила, чтобы все наши вещи были погружены на мула вместе с запасами овса, еды и воды.
Когда всё было готово, и мы сели верхом, Назараид, который всё это время скрывал своё беспокойство за хлопотами, снова осмелился обратиться к Шуту.
— Да простит элрари мою грубость и непочтение, — он вежливо поклонился, хотя Шут не мог этого видеть, — но могу ли я надеяться на милость и услышать ответы на вопросы, которые мучают меня?