И он хочет, чтобы это… Это!… Да на это смотреть без стыда невозможно!
— Это шатари и парн. — Также невозмутимо ответил Джастер. — Одежда джихайен-маат.
— Что?!!! Ты издеваешься⁈ Ты хочешь, чтобы я это надела⁈ Это же бесстыдство! Может, мне проще голой ходить⁈
— Можешь и так, — Шут с едва уловимой усмешкой смотрел на меня. — Но тогда я не буду уверен в твоей безопасности.
Да он надо мной издевается!
— И как же это… эти… меня защитят? — я сердито смотрела на него. — Ты их заколдуешь?
— Нет. — Он легко улыбнулся. — Этого не нужно. Джихайен-маат неприкосновенны, ведьма. Никто не захочет рисковать не только жизнью, но и посмертием своей души ради сиюминутной выгоды.
Перед глазами вдруг ярко встал танец Шута в мёртвой деревне и туманные огни, собирающиеся на его призыв. Души, уходящие в Сад Датри, и те, кого ждал подземный мир Шанака. Тогда это решали Великие боги, но…
— Что значит «маат»? — поинтересовалась я, подозревая, что ответ мне сильно не понравится.
— «Бездушные», — невозмутимо ответил воин, глядя мне в глаза. — Их души принадлежат мастеру смерти. Это живые куклы своего хозяина. Хуже, чем быть живой вещью — это быть джихайен-маат, Янига.
— Живые кук…лы… Бе… бездушные?
Меня неожиданно пробрал озноб от жуткого понимания того, что душа на самом деле может быть удержана чужой колдовской волей. Ведь он же рассказывал, как делали в древности Живое оружие.
«А может, мы его мёртвого допросим?» — вдруг вспомнилось мне. — «Мёртвые не врут…».
Выходит, он не пугал и не шутил тогда. Он и в самом деле это может.
И не только он. В Сурайе есть и другие мастера смерти. И они не постесняются взять себе то, что пожелают.
Например, чужую душу.
— Это чудовища какие-то… — я бессильно опустила руки. — Так же нельзя с живыми людьми…
— Если ты поедешь, тебе придётся научиться кое-каким правилам поведения. — Джастер решил окончательно меня добить.
— И каким? — сердито буркнула я.
— Очень простым, ведьма. Джихайен-маат не имеют права голоса. Совсем. Можно только отвечать «слушаюсь, господин», «да, господин», «нет, господин». Ну, и вести себя соответствующе положению.
— То есть изображать твою служанку?
— Вести себя, как джихайен-маат, ведьма, — невозмутимо парировал Джастер. — Быть живой безмолвной игрушкой своего хозяина, не имеющей права ни на имя, ни на свою жизнь, ни даже на свою душу. Делать только то, что тебе скажут. Молчать, когда тебя не спрашивают. Отвечать, как я сказал. Никто не должен заподозрить, что ты другая. От этого зависит очень многое. Понимаешь?
— Это хуже, чем быть служанкой, — мрачно буркнула я в ответ, а Джастер неожиданно рассмеялся.
— Тебе так трудно несколько дней просто помолчать, ходить за мной следом и ничего не делать, Янига? Или ты хочешь поиграть в ширахатон? Боюсь, это у тебя не получится. Ты слишком многого не знаешь.
Вот ведь, язва! И возразить нечего…
Просто помолчать, ходить следом и ничего не делать… Он же совсем не так это сказал…
— Нам обязательно туда ехать? — хмуро решила я уточнить очевидное.
— Мне нужен храм Сурта, — спокойно ответил он. — Но ты можешь подождать меня здесь. Это не займёт много времени. Дня через три вернусь. Или чуть дольше.
Подождать здесь? В этом месте, где он сам ночевать не хочет⁈ Чтобы меня тут какие-нибудь демоны или звери съели, пока он по храмам разгуливает⁈
Нет, лучше с ним в Сурайю.
— Это обязательно?
Я хмуро смотрела на брошенную к ногам одежду. На парн и шатари.
— Это всего лишь одежда, Янига. Считай, что это игра. Или ты так привыкла привлекать к себе внимание, что в тени боишься перестать быть госпожой ведьмой? — усмехнулся Шут.
— Я не боюсь! Просто… Ты не оставляешь мне выбора! — сердито покосилась я на него. — Это не честно!
— У тебя всегда есть выбор. Но ты предпочитаешь не помнить об этом.
Джастер смотрел холодно и сурово, сразу напомнив вчерашний разговор на берегу моря.
— Из тени видно многое, что не доступно, пока ты на виду. Я пойду, переоденусь, а ты подумай.
Он развернулся и пошёл в сторону ближайших развалин, ведя Огонька в поводу, и в самом деле оставляя меня размышлять в одиночестве.
Я же мучилась в сомнениях. С одной стороны, Джастер прав. В этой одежде меня никто не посмеет даже пальцем тронуть. И я смогу увидеть то, чего никогда не увижу и не узнаю без Шута.
«Я везде за своего сойду…»
Да, он это мог. Джастер без труда становился наёмником, менестрелем, слугой и управляющим при госпоже ведьме. С его-то даром и силой он не чурался гнуть спину и называть меня «госпожой», не теряя достоинства и чести при этом. Даже с Холиссой он повёл себя так, как должен был повести любой бродячий шут и менестрель на его месте, хотя легко бы смог противостоять её проклятиям. Но он ничем себя не выдал. И сумел простить мне все глупости, которые я из-за этого натворила.
Из тени многое видно… Поэтому он так любит прикидываться безобидным шутом и трубадуром, которого никто не воспринимает всерьёз?
Но что же он видит из этой «тени», чего не вижу я, оставаясь «госпожой ведьмой»?
Мужчина с тёмным даром, из забытого народа, из края, куда пришёлся удар богов, наёмник, менестрель, мастер смерти…
Это только то, что он захотел мне показать. Сколько ещё загадок он скрывает в этой своей тени?
Навряд ли я когда-то это узнаю, да и, положа руку на сердце, не уверена, что хочу знать. Мне без того тайн и забот хватает.
С другой… Вести себя так, словно не имею права на собственную жизнь… Как живая кукла…
Смогу ли я справится с такой задачей?
Молчать и говорить только «да, господин… нет, господин…»
И носить такую одежду, в которой всё равно, что без неё…
Я коротко покосилась на брошенную у ног одежду, в один миг ставшую не просто знаком несвободной женщины, но и пугающим предупреждением о страшной участи, и кивнула сама себе.
Джастер прав. Никто не захочет рисковать своей душой ради «бездушной» игрушки.
И он всегда будет рядом для моей же безопасности. Так чего я испугалась, глупая⁈ Джастер будет рядом! И сколько всего нового и удивительного я увижу рядом с ним…
Только… Ох, Янига… трудно же тебе придётся. Это тебе не травницу деревенскую в простом платье изображать.
Молчать, ходить за ним следом и ничего не делать…
Очень надеюсь, что именно так всё и будет.
Великие боги, во что я опять ввязываюсь⁈
Вздохнув, я решительно начала расшнуровывать потрёпанный корсет.
Я успела надеть штаны и рубашку, удивляясь необыкновенной прозрачности ткани и стараясь не думать о том, как неприлично выгляжу, когда из-за угла развалин показалась высокая фигура.
Забыв обо всём, я ахнула. Таким Шута я ещё не видела. Точнее, видела один раз, в Чернецах, глубокой ночью, когда он был далеко, и мне было не до его наряда.
Зато сейчас я могла рассмотреть всё в деталях.
На плечах — всё тот же плащ. Под ним чёрная мантия, расшитая по подолу и обшлагам серебром и перехваченная широким поясом с серебряными накладками. На поясе кинжал и Живой меч. На груди, на серебряной цепочке, золотой месяц рогами вниз. У седла Огонька красовался сучковатый посох тёмного дерева с прозрачным кристальным навершием.
Я не понимала, как ему это удалось, но Шут в этом наряде был красив и грозен одновременно.
Джастер спокойно и неторопливо шёл ко мне. Капюшон плаща скрыл в тени верхнюю часть лица, оставив на свету только губы и гладкий, как у юноши, подбородок, но я всей кожей чувствовала его взгляд, ставший из внимательного очень горячим.
В ответ изнутри окатило жаркой волной, а колени дали предательскую слабину. Великие Боги! Он специально меня так одел, а я поверила в его сказочки…
— Не смотри на меня!