Другого работника лесничий, не раздумывая, рассчитал бы, благо желавших занять место лесника было предостаточно, но Павел приходился крестником Иван Трофимовичу, и тот проявлял в его отношении поистине отеческую заботу. И так, и этак уговаривал лесничий молодого человека открыть ему причины столь необычного поведения, а когда Павел, уступив настояниям Ивана Трофимовича, поведал о них, то начальник, как нечуждый православной вере человек, немало помогавший храму отца К. и строевым лесом, и дровами, немедленно отослал крестника к священнику.
Вот что рассказал Павел отцу К.
Несколько лет назад проходил он срочную службу в Забайкальском военном округе. На учениях простудился, подхватил левостороннюю пневмонию и попал в госпиталь, который после суровых армейских будней в бурятской степи показался ему санаторием. Конечно, не обходилось без того, чтобы тайком раздобыть выпивку и отметить день рождения, или год службы, или круглый срок, остававшийся до приказа. Павлуша до того времени не успел распробовать вино, а случайно приобщившись к нему в госпитале, вошел во вкус, полюбив кураж и лихую браваду в кругу сослуживцев. Эта-то бравада однажды и толкнула его на поступок, имевший весьма неожиданные последствия.
Случилось так, что в одной из окрестных воинских частей удавился майор. Этому прискорбному обстоятельству предшествовала темная история с уходом его любимой женщины к сопернику — прапорщику из соседней части; тут же, одно к одному, как на грех, нагрянула проверка, выявившая крупную недостачу горючесмазочных материалов, или, как называют их в армии, ГСМ. Материально ответственный майор запил горькую, «тут тоска его взяла», и он повесился.
Тело самоубийцы для соблюдения необходимых формальностей привезли в город, в морг окружного госпиталя, чтобы через положенное время предать земле. В ту ночь, что покойный майор находился в морге, туда забрались солдаты из госпиталя, среди которых был и Павел, чтобы разжиться медицинским спиртом.
Лежавший на оцинкованном столе голый покойник никого не смутил: найденный спирт употребили на месте.
— И все бы ничего, — говорил отцу К. Павлуша, — но перед уходом я, сам не знаю отчего, наверное от пьяной дурости, подошел к мертвому майору и шутки ради щелкнул его по носу. Мне тогда показалось, что покойник даже хрюкнул от обиды, но все мои товарищи были уже порядком навеселе, а потому моя глупая выходка вызвала у них лишь смех и одобрение.
— Три года я работаю лесником, — продолжал он, — а с недавних пор стал видеть в лесу того мертвеца. Почему-то я знаю, что это — именно тот мертвец, которого я стукнул по носу, хотя в морге я не мог ясно различить его черты, так как в покойницкой было темно, да и был изрядно пьян. Поверьте, я ничего не боюсь в лесу: если встретится хищный зверь, то со мною — ружье и топор, с человеком у меня тоже хватит сил справиться, а тут вдруг стало жутко ходить одному. Поначалу мне мерещились шаги и какие-то шорохи за спиной. Да мало ли звуков в лесу! То сухая ветка сорвется на ветру, то прошмыгнет зверек или вспорхнет потревоженная птица... Лес сам по себе шумит, инако летом, инако осенью. Не люблю я теперь ходить по нему, страшно мне делается! Едва начнет смеркаться, я уже бегу домой, и мерещится, чудится сам не пойму что, пробирает какая-то паника, начинает мутить от страха. А тут как-то обсчитывал я строевую ель на делянке — вижу, метрах в двадцати стоит он между стволами. То, что это именно он, я сразу признал, но не подал виду, что его заметил. Просто повернулся и пошел к опушке. Сделал несколько шагов — и снова вижу перед собой покойника-майора. Стоит между елью и березой, на меня даже не смотрит, сам по виду будто досадует, а лицо горемычное, жалкое... Кроме носа, острого, как у всех покойников, и не помню ничего из его внешности, да и нос его с чего мне было запоминать? Когда щелкнул, холодный был нос.
Там, в морге, майор лежал голым, а и здесь не вполне будто одетый. Различаю, как выпирают голые ключицы, вижу, что щеки сизые и небритые и такой же подбородок. Он руку поднимает и поддерживает его, потому что не подвязанная челюсть у покойников отвисает. Понятно, что удавился он с горя, от обиды, а теперь вот, изобиженный, за мной и ходит. Может, перепутал он чего? Помню, бабуля в детстве рассказывала, что бывают такие мертвецы, особенно удавленники, которым спокойно не лежится — земля их не принимает, вот и маются они. И ему, наверное, взбрело в голову, что я перед ним больше других виноват, ну и обиделся на меня. Ходит, будто шатун, выслеживает! Он меня страхом изморит, придавит чем-нибудь или в петлю вгонит! Не знаю, что и делать теперь, не могу больше...