В тот день было тихо и душно. На город медленно надвигались грозовые тучи. Хрупкие солнечные лучи едва пробивались сквозь небесный свинец и тускло ложились на оконное стекло. Свет внутрь квартиры почти не проникал, поэтому атмосфера её комнат полнилась мраком и сквозняковым холодом. Я находилась дома одна, сидела за столом среди зала и завороженно рисовала на бумаге различные узоры, когда услышала какой-то неясный шорох в дальней комнате.
Неизвестный звук, отчасти похожий на легкий хрустящий скрежет, повторялся снова и снова, вынуждая или даже призывая отправиться по неосвещенному коридору и посмотреть что же там все-таки случилось.
Босыми ступнями я отмерила пространство до своей спальни и резко открыла дверь, будто стараясь застать вымышленного призрака или потенциального вора врасплох.
Но комната была пуста. Я вошла внутрь и на уши надавила уже знакомая тишина. Все звуки, и даже тот, что тревожил меня, исчезли, а осталось лишь мое хлипкое дыхание и тихий расчетливый ритм маленького сердца, который в общей тишине, неожиданно, начал свой пугающий отсчет.
— Ух-ух-ух! — филином гудело черное сердце и кровяным потоком стучало в уши, заглушая все иные звуки.
Я обыскала комнату, но ничего не нашла.
— Ух-ух! — заухало снова, когда взгляд мой обратился к кровати, а точнее к тому пространству, что было под ней.
— Ух! — щекотливо сжался трепетный карлик внутри, когда тело опустилось на промерзлый пол, а голова обратилась туда, где оседал хлопьями мрак и куда подальше от солнечного света пряталась пугающая неизвестность.
В последний раз сердце уже не издало звуков, а беззвучно ёкнуло и на миг остыло. Ресницы тоже перестали громко хлопать и тихонько задрожали, зависшие в невесомости. Наступила кромешная тишина.
Там, где царствовали пыль, плесень, кладбище насекомых и позабытые игрушки, зияла и искривляла пространство вечная беспросветность, в которой отражалось все безумство мира, вся его смерть и боль, вся отчужденность и одиночество и даже пугающей глубины космос уместился в этой пустоте. Среди всего этого ужаса, двумя недвижимыми огнями затихших железнодорожных полустанков горели огромные желтые глаза.
Я сперва испугалась и хотела выбраться наружу, но светящиеся во тьме прожектора с отсутствовавшими зрачками странно притягивали своей необитаемостью и бессмыслием. Может быть, это пустота, тлевшая внутри меня несколько последних дней, тянулась к ним навстречу, а может что-то знакомое, но давно забытое, было в этом пустом чужом взгляде, что не давало мне в панике отпрянуть и сбежать из комнаты. Я не знала ответа на этот вопрос, но только пока я, застывшая в нелепой позе, размышляла, таинственные светлячки продолжали напряженно разглядывать меня, выжидая чего-то неизбежного.
«Аська!» — вырвалась из горла смутная догадка.
Существо не отреагировало, а два желтых круга, не мигая, продолжали тягучи сверлить невидимую точку в центре моего лба.
Я повторяла имя питомца раз за разом и когда заветные слова все же прорвали сомкнувшуюся завесу тишины, то от услышанного глаза неизвестного существа вдруг испуганно расширились, а затем и вовсе наполнились темным бесчеловечным ужасом. Притом ужас этот был столь сильным и непостижимым, что пронесся сквозь тяжелый воздух, проник внутрь меня и заставил очнуться от очарованного сна. Придя в себя на некоторое время, я с удивлением обнаружила, что ноги сводит пронзительная судорога, а дышать становится все тяжелее и тяжелее. Это был страх перед неизвестностью, который тугой тюремной цепью сковывал все тело.
Но даже сквозь сводящий с ума страх я не переставала верить, что в полутора метрах от меня находится любимая кошка.
«Ася!» — жалобно позвала я снова.
В этот раз неведомое существо восприняло голос иначе и немного успокоилось, заодно ослабив хватку взгляда. Этого хватило, чтобы безмолвное сердце болезненно ухнуло и снова заработало, лихорадочно разгоняя кровь по венам, а в легкие жадно ворвался холодный пыльный воздух. Разум постепенно возвращался в норму, поэтому я, не отводя взгляда от притаившегося во тьме животного, стала медленно пятиться назад.
Спасение из страшного сна было близко, но тут я заметила, что выражение таинственных глаз, вдруг переменилось.