— Нашел чудесную мастерскую.
— Где же?
— Знаете ли вы Нельский замок?
— Превосходно знаю. То есть я проходил мимо, а заходить не доводилось.
— Но снаружи он вам нравится?
— Еще бы, черт возьми! Но…
— Что — но?
— Но разве он не занят?
— Занят парижским прево, господином Робером д'Эстурвилем. Прево завладел замком, не имея на то никакого права. Кроме того, для успокоения совести мы можем ему оставить Малый Нельский — там, кажется, живет кто-то из его родственников — и удовольствоваться Большим Нельским замком со всеми его дворами, лужайками, залами для игры в шары и мяч.
— Там есть зал для игры в мяч?
— Получше, чем зал Санта-Кроче во Флоренции.
— Клянусь Бахусом,15 это моя любимая игра! Ты же знаешь, Асканио.
— Знаю. И кроме того, учитель, замок превосходно расположен: сколько там воздуха, и какого воздуха — деревенского! Не то что здесь, в этом отвратительном закоулке — ведь мы тут плесневеем, солнца не видим. А там с одной стороны Пре-о-Клер, с другой — Сена и король, король в двух шагах в своем Лувре.
— Кому же принадлежит этот волшебный замок?
— Кому? Черт возьми, королю!
— Королю?.. Повтори-ка, что ты сказал: Нельский замок принадлежит королю?
— Именно ему. Остается одно — узнать, согласится ли король пожаловать вам это великолепное угодье.
— Кто — король? Как его зовут, Асканио?
— Франциск Первый, конечно.
— А это значит, что через неделю Нельский замок будет моим.
— Но парижский прево, пожалуй, разгневается.
— А мне какое дело!
— А если он не захочет уступить по доброй воле?
— Не захочет? Как меня зовут, Асканио?
— Бенвенуто Челлини, учитель.
— А это значит, что ежели достойный прево не захочет по своей воле отступиться от замка, то его заставят силой… Ну, а теперь пора спать. Поговорим обо всем завтра. Утро вечера мудренее.
И по знаку учителя каждый ушел на покой, кроме Паголо, который еще некоторое время работал, сидя в углу; но как только ученик решил, что все улеглись, он встал, осмотрелся, подошел к столу, налил полный бокал вина и, мигом осушив его, тоже отправился спать.
Глава вторая
Золотых дел мастер XVI века
Да позволят нам читатели, раз уж мы нарисовали портрет Бенвенуто Челлини и упомянули его имя, углубить чисто литературную тему нашего повествования и сделать небольшое отступление, рассказав об этом необыкновенном человеке, вот уже более двух месяцев жившем во Франции, ибо ему суждено стать, о чем легко догадаться, одним из главных персонажей книги.
Однако сначала скажем несколько слов о том, что представлял собой ювелир XVI века.
Есть во Флоренции мост, называемый Старым мостом. Он еще и поныне застроен домами; в этих домах помещались мастерские золотых и серебряных изделий.
Правда, то не были изделия в современном понимании: выделка золотых и серебряных вещей в наши дни — ремесло; прежде это было искусство.
Потому-то и не было на свете ничего чудеснее этих мастерских или, вернее, предметов, их украшавших; были там округлые ониксовые кубки, опоясанные извивающимися драконами, — сказочные чудовища вздымали головы, простирали лазурные крылья, усыпанные золотыми звездами, и, разинув огнедышащие пасти, грозно смотрели друг на друга своими рубиновыми глазами. Были там агатовые кувшины, увитые веткой плюща, — изгибаясь в виде ручки, она закруглялась над самым горлышком; а в изумрудной листве скрывались чудесные райские птицы, покрытые эмалью; они были совсем как живые, так и казалось, что вот-вот запоют. Были там урны из ляпис-лазури, над ними свешивали головки, словно собираясь утолить жажду, две ящерицы, вычеканенные так искусно, что всякому, кто глядел на их переливчатые золотые спинки, чудилось, будто и чуть слышный шорох вспугнет ящериц и они укроются в трещине на стене. Были там и чаши, и дароносицы, и бронзовые, золотые, серебряные медали; все было усыпано драгоценными каменьями, словно в ту эпоху люди находили рубины, топазы, гранаты и алмазы в речном песке или придорожной пыли; наконец, были там нимфы, наяды, боги, богини — весь сияющий Олимп вперемешку с распятиями, крестами, с изображениями Голгофы; скорбящие мадонны и Венеры, Христы и Аполлоны, Юпитеры, метавшие громы и молнии, и Иеговы, созидающие миры.
И все это было не только искусно выполнено, но задумано с поэтическим вдохновением; не только прелестно, как прелестны безделушки для украшения дамского будуара, но великолепно, как величайшие произведения искусства, которые могут обессмертить царствование короля или дух нации.