– Так, так! И долго будут продолжаться эти капризы? – спросил Паголо.
– Послушайте, Паголо,– ответила Катерина таким печальным голосом, что тронула Челлини до глубины души,– я знаю, если женщина уступила хоть раз, ей нечего прикидываться недотрогой; но послушайте, если мужчина, перед которым она не устояла, порядочный человек и если она скажет ему, что поддалась минутной слабости, потеряв власть над собой, то, поймите, он не должен злоупотреблять ее ошибкой.Поверьте, Паголо: и я тоже уступила вам не любя, я любила другого человека– Бенвенуто Челлини. Можете презирать меня, вы имеете на это право, но пощадите и не мучьте меня больше!
– Превосходно, нечего сказать! Ловко вы все это устроили!– воскликнул Паголо.– Вы долго, очень долго заставляли меня добиваться вашей благосклонности, а теперь меня же во всем упрекаете! Но не ждите, что я освобожу вас от слова, данного вами, кстати сказать, вполне добровольно! Ну нет! И подумать только, что все это делается ради Бенвенуто! Ради человека вдвое старше вас, да и меня тоже. Но ведь он совсем вас не любит!
– Замолчите, Паголо! Сейчас же замолчите! крикнула Скоццоне, покраснев от стыда, ревности и злобы.– Бенвенуто не любит меня, это правда, но раньше любил и уважал меня и теперь уважает.
– Хорошо, так почему же тогда он не женился на вас, раз обещал?
– Обещал? Нет! Бенвенуто никогда не обещал жениться на мне, а если бы обещал, то непременно сдержал бы слово. Просто мне очень хотелось этого, постепенно желание превратилось в надежду, а надежда так окрылила меня, что я приняла свои мечты за действительность и стала о них болтать. Нет, Паголо, – продолжала Катерина с грустной улыбкой, бессильно опустив руку, – нет: Бенвенуто никогда ничего не обещал мне.
– Хорошо! Но подумайте, Скоццоне, как вы неблагодарны! – воскликнул Паголо, схватив руку девушки, ибо он принял за возврат нежности то, что с ее стороны было лишь признаком уныния. – Я обещаю, я предлагаю вам то, чего Бенвенуто, по вашим же словам, никогда не обещал и не предлагал. Я вам предан, я люблю вас, а вы меня отталкиваете! Он вам изменил, и все же, окажись он на моем месте, я уверен, вы с радостью согласились бы стать его женой. А мне вы отказываете, хоть и знаете, как я люблю вас!
– Ах, если бы он был здесь! – воскликнула Скоццоне. – Если бы только он был здесь, Паголо, вы сквозь землю провалились бы от стыда! Ведь вы предали его из ненависти, а я, хоть и сделала то же, но из-за любви к нему.
– Но чего же мне стыдиться, разрешите спросить?!– воскликнул Паголо, ободренный тем, что Бенвенуто далеко.– Разве не имеет права мужчина добиваться любви женщины, если эта женщина свободна? Будь Челлини здесь, я прямо сказал бы ему: «Вы изменили Катерине, покинули несчастную девушку, а она так любила вас!Сперва она была в отчаянии,но, к счастью, ей повстречался хороший и славный малый, он сумел оценить ее, полюбил и предложил стать его женой, чего вы никогда ей не предлагали. Ваши права перешли к нему, и теперь эта женщина его». Интересно знать, что ответил бы на это твой Челлини?
– Ничего, – раздался вдруг позади разболтавшегося Паголо резкий мужской голос, – ровным счетом ничего!
И на плечо ему легла тяжелая рука. Поток красноречия Паголо мгновенно иссяк; отброшенный назад Челлини, он грохнулся на пол, и недавняя отвага сменилась жалким испугом.
Картина была поистине замечательная: бледный как смерть, вконец растерявшийся Паголо ползал, скорчившись, на коленях; Скоццоне слегка приподнялась в кресле и, опираясь на его ручки, застыла, недвижимая и безмолвная, как статуя недоумения; а Бенвенуто стоял перед ними не то с грозным, не то с ироническим выражением лица, держа в одной руке обнаженную шпагу, а в другой– шпагу в ножнах.
Наступила минута мучительного ожидания.
Удивленные Паголо и Скоццоне молчали под хмурым взором учителя.
– Предательство!– прошептал наконец Паголо, чувствуя себя глубоко униженным. – Предательство!
– Да, несчастный,– ответил Челлини,предательство, но только с твоей стороны!
– Что ж, Паголо, вам хотелось его видеть. Вот и он!– сказала Скоццоне.
– Да, вот и он,– пробормотал Паголо, которому было стыдно, что с ним так обращаются в присутствии любимой женщины. – Только у него есть оружие, а у меня ничего нет.
– Я принес тебе оружие! На, держи!– крикнул Челлини, отступая на шаг и бросая к ногам Паголо шпагу, которую держал в левой руке.
Подмастерье молча глядел на оружие, не двигаясь с места.