— О сир! Жаль портить эту чудесную вещицу! — воскликнула Диана. — Дайте ее мне, и я ручаюсь, что найду секрет, если только он существует.
И тонкими, гибкими пальцами, ставшими, казалось, еще проворнее под влиянием ненависти, Диана принялась ощупывать все извилины и углубления золотого цветка. А герцогиня д’Этамп, изнемогая от ужаса, безумным взглядом следила за каждым ее движением.
Сперва все попытки были тщетны. Наконец, благодаря счастливой случайности или проницательности, обостренной ревностью, Диана нажала невидимую пружинку. Лилия тотчас же раскрылась.
Обе женщины громко вскрикнули: одна — радостно, другая — испуганно. Герцогиня бросилась к Диане, чтобы вырвать у нее цветок, но Бенвенуто, удержав ее одной рукой, другой показал заранее вынутое из лилии роковое письмо. Быстро заглянув в чашечку цветка, герцогиня д’Этамп увидела, что тайник пуст.
— Я на все согласна, — сказала упавшим голосом герцогиня, не в силах продолжать борьбу.
— Клянетесь Евангелием? — спросил Бенвенуто.
— Клянусь!
— Где же они, ваши доказательства, маэстро Челлини? — нетерпеливо произнес король. — Я вижу только искусно сделанное в цветке углубление, и ничего больше.
— Верно, ваше величество, здесь ничего нет, — подтвердил Бенвенуто.
— Но прежде могло быть, — заметила Диана.
— Вы правы, мадам, — согласился Челлини.
— А вы не подумали о том, маэстро, что подобные шутки могут очень дорого обойтись? Люди и значительнее вас жестоко расплачивались за попытку играть мной.
— Поверьте, сир, я был бы в отчаянии, если бы навлек на себя ваш гнев, — совершенно спокойно ответил Челлини. — Но, право, я не сделал ничего плохого, и, надеюсь, вы, ваше величество, не приняли всерьез этой шутки. Неужели вы допускаете, чтобы я с такой легкостью возвел на герцогиню тяжкое обвинение? Госпожа д’Этамп, если вы пожелаете, может сама показать вам письмо, вынутое из тайника. В нем действительно говорится о любви, но о любви Асканио к одной благородной девице. На первый взгляд такая любовь может показаться безумием, но Асканио, как всякий истинный художник, вообразил, что прекрасное творение достойно прекрасной девушки. Он использовал эту лилию в качестве посланца любви и вложил в нее письмо, в котором обращается к госпоже д’Этамп, моля ее, как Провидение, о помощи. А ведь, как вам известно, ваше величество, Провидение всемогуще; и я полагаю, вы не станете гневаться на герцогиню, ибо, совершив это доброе дело, она приобщит к нему короля Франции. Вот и вся загадка, ваше величество! Вспомните к тому же, что вы всегда разрешали мне держаться в вашем присутствии просто и непринужденно.
Эта серьезная, почти строгая речь сразу все изменила. По мере того как Челлини говорил, лицо Дианы вытягивалось, лицо герцогини, напротив, прояснялось, а к Франциску I мало-помалу возвращалось хорошее настроение, и на его лице расцветала веселая улыбка.
— Простите, дорогая герцогиня! — воскликнул он. — Умоляю, простите меня за то, что я на мгновение усомнился в вас! Скажите, чем я могу искупить свою вину и вернуть ваше расположение?
— Только тем, ваше величество, что исполните так же милостиво, как и мою, ту просьбу, с которой хочет обратиться к вам герцогиня, — ответил за фаворитку Бенвенуто.
— Челлини, вы знаете мое желание. Скажите о нем вместо меня, — произнесла герцогиня гораздо любезнее, чем мог ожидать художник.
— Ну что ж, если госпожа герцогиня поручает мне быть ее посредником, разрешите сказать, сир, что она просит о вашем могущественном вмешательстве в сердечные дела моего несчастного Асканио.
— Охотно вмешаюсь! — смеясь, воскликнул король. — Я от всей души желаю счастья этому славному подмастерью. Но как имя невесты?
— Коломба д’Эстурвиль, ваше величество.
— Коломба д’Эстурвиль?! — воскликнул Франциск I.
— Вспомните, ваше величество, что вас просит об этой милости герцогиня д’Этамп… Поддержите же мою просьбу, мадам! — обратился Бенвенуто к герцогине, вновь вынимая из кармана злосчастное письмо. — Иначе его величество может подумать, что вы обращаетесь с этой просьбой просто из снисхождения ко мне.
— Вы действительно желаете этого брака, мадам? — спросил Франциск I.
— Да, сир, желаю… — прошептала герцогиня. — Всем сердцем желаю…
Чтобы заставить герцогиню повторить свою просьбу, Бенвенуто пришлось еще раз показать краешек письма.
— Не знаю, — заметил Франциск I, — согласится ли прево назвать своим зятем человека без роду, без племени.
— Прежде всего, ваше величество, — возразил Челлини, — прево, как верноподанный, должен желать лишь того, чего желает его король. Затем — Асканио человек вовсе не без роду, без племени. Его имя Асканио Гадди, и один из его предков был флорентийским подестом. Правда, он золотых дел мастер, но в Италии занятие искусством не считается зазорным; и даже если бы Асканио не был древнего аристократического рода, он теперь французский дворянин, ибо я позволил себе вписать его имя вместо своего в грамоту, пожалованную мне вашим величеством. Не подумайте, сир, что это жертва с моей стороны. Для меня вознаградить Асканио — значит вдвойне вознаградить самого себя. Итак, Асканио — владелец Нельского замка, и я позабочусь о том, чтобы у него не было недостатка в деньгах. Он сможет, если пожелает, оставить свое ремесло и приобрести роту копьеносцев или какую-нибудь должность при дворе. Я оплачу все расходы.
— А мы, разумеется, позаботимся о том, — сказал король, — чтобы такая щедрость не слишком истощила ваш кошелек.
— Так, значит, ваше величество…
— Согласен, согласен! Пусть женихом будет Асканио Гадди, владелец Нельского замка! — от души смеясь, воскликнул король.
— Герцогиня, — вполголоса сказал Бенвенуто, — по совести говоря, вы не можете долее держать в Шатле владельца Нельского замка — так можно было обходиться лишь с подмастерьем Асканио.
Герцогиня подозвала одного из офицеров дворцовой стражи и тихо что-то ему сказала. Затем, повысив голос, прибавила:
— Именем короля!
— Что вы ему приказали, мадам? — спросил король.
— Ничего особенного, ваше величество, — ответил за нее Челлини. — Герцогиня послала за женихом.
— Но где же он?
— Там, где госпожа д’Этамп, зная доброту вашего величества, велела ему дожидаться воли короля.
Через четверть часа распахнулись двери приемной, где в ожидании Франциска I сидели Коломба, прево, граф д’Ор-бек, испанский посол и почти все сановники, за исключением виконта де Марманя, который все еще был болен.
Служитель провозгласил:
— Его величество!
Вошел Франциск I под руку с Дианой де Пуатье, за ними между герцогиней д’Этамп и Асканио, в лицах которых не было ни кровинки, следовал Бенвенуто Челлини.
При появлении короля все придворные обернулись к двери и, увидев эту странную группу, замерли в изумлении, а Коломба почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.
Всеобщее удивление усилилось еще больше, когда, пропустив Челлини вперед, Франциск I во всеуслышание заявил:
— Маэстро Челлини, уступаем вам на минуту наш сан и нашу власть. Говорите от имени короля Французского, и пусть все повинуются вам, как королю!
— Берегитесь, ваше величество: желая удостоиться этой чести, я буду просто великолепен! — пошутил Челлини.
— Хорошо, хорошо, Бенвенуто, — засмеялся король. — Мы станем рассматривать ваше усердие как желание нам польстить.
— Что ж, в добрый час, ваше величество! Такие слова мне по душе, и я постараюсь льстить вам как можно больше… Итак, — продолжал он, обращаясь к придворным, — не забывайте, пожалуйста, знатные дамы и господа, что моими устами говорит сам король! Господа нотариусы, приготовили ли вы контракт, который его величество удостаивает собственноручной подписи? Впишите же имена супругов.
Оба нотариуса взяли перья и положили перед собой два контракта, один из которых должен был храниться в государственном архиве, а другой — у них в конторе.
— Одна из сторон, вступающих в брак, — знатная и могущественная мадмуазель Коломба д’Эстурвиль.
— Коломба д’Эстурвиль, — машинально повторили нотариусы.