Аймон немного отодвинулся так, чтобы видеть ее все еще бледное лицо.
– Почему ты не сказала, что ранена? – Спросил он хриплым голосом. – Мы чуть не потеряли тебя.
– Мы? – Переспросила Ксенерва.
– Да, мы. – Кивнул Аймон. – Я и Али.
Ксенерва почувствовала, как кольнуло ее сердце.
– Она уже знает?
– Боюсь, что она узнала еще раньше, чем я. – Аймон отвел золотистую прядь за ухо Ксенервы и легкими движениями пригладил остальные волосы. – Как только она увидела меня, то первое, что Али сказала, звучало примерно так: «Не вини себя. Все будет хорошо, она поправится». Так почему ты не сказала, что ранена?
– Потому, что даймоны презирают слабых, а я не хочу, чтобы они видели во мне неудачницу, получившую ранение в первом осознанном бою. – Ответила Ксенерва. – Когда ты уйдешь в другой мир, то мне не хочется, чтобы меня сожрали в первый же день.
– О, господи, Ксенерва! Что за бред? Ты могла умереть и вообще не дожить до моего отбытия в другой мир. Тем воинам, что были с нами можно доверить все. И быть раненым в бою – это не значит быть слабым, быть слабым – значит не участвовать в бою. Если даже ты не хотела, чтобы узнали они, то почему не сказала мне?
– Ты бы поднял такую панику, что через секунду все вокруг были бы в курсе.
Аймон, вздохнул и, обхватив ее лицо руками прошептал:
– Пообещай мне, что больше не совершишь подобной глупости.
Ксенерва хотела пообещать, но вместо этого из ее рта вырвались другие слова:
– Потому, что тогда не сбудется пророчество? – Как бы ей не хотелось, чтобы Аймон боялся именно о ней, но она не могла позволить себе заблуждаться.
Взгляд Аймона стал жестким, скулы напряглись.
– Хотя бы поэтому. – Он отпустил Ксенерву и встал. – Я скоро вернусь. Тебе что-нибудь надо?
– Воды.
Аймон смерил ее долгим взглядом, что-то прикидывая у себя в уме, а затем вышел.
Ксенерва вздохнула и уткнулась лицом в подушку, на которой только что лежал Аймон, вдыхая легкий аромат цитруса и мяты. Как бы ей хотелось забыть про пророчество и войну с голурами. Чтобы она была просто девушкой, а не девушкой из пророчества. Возможно, тогда бы ей удалось более точно понять, что она значит для Аймона. Когда-то она думала, что никто ей не нужен, она привыкла жить одна. Даже будучи замужней, ощущение одиночества никогда не покидало ее.
Перевернувшись с бока на спину, она почувствовала тупую боль в области живота. Ксенерва попыталась сесть, но более интенсивная боль заставила ее откинуться обратно на подушки. Она заметила, что постель была застелена свежим белоснежным бельем, а ней была, чистая белая футболка без единого пятнышка крови. Ощупав свои бедра, она обнаружила на них мягкую ткань пижамных шорт. Приподняв край футболки, она провела рукой по животу. На нем была повязка, бинты которой обхватывали все ее туловище до самой груди, кстати, обнаженной груди. Под футболкой отсутствовала важная часть одежды.
– Занятненько, – проворчала Ксенерва, – это кто же так о мне позаботился.
Когда Аймон вернулся, в его руках был поднос со стаканом воды, фруктами, сыром и амлетом. Оставив поднос на прикроватной тумбе, он приблизился к Ксенерве.
– Сесть сможешь?
Ксенерва отрицательно покачала головой.
– Еще болит? – Уточнил он.
– Да.
Аймон приподнял ее спину и подложил под нее подушки. Так было значительно удобнее, но из-за лишних манипуляций ее рана снова заныла. С удовольствием осушив стакан воды, Ксенерва неохотно откусила кусочек сыра. Аппетита не было.
– Элина уехала? – Аймон кивнул в ответ. – А Гарди поправился? Он тоже вчера уехал?
Аймон встретился с глазами Ксенервы. Его взгляд показался ей немного странным.
– Кеси, Гарди уехал пять дней назад.
Мозг Ксенервы отказывался это понимать. Вчера он еще был здесь, когда они улетели в людской город. Это было вчера! А не пять дней назад.
– Пять? – Почти пищащим голосом переспросила она.
– Ты пять дней была без сознания.
– Ох…
– Раны, нанесенные зурами, заживают несколько тяжелее и дольше, даже у даймонов. – Пояснил Аймон и откинулся на подушку на второй половине кровати, скрестив руки на груди и прикрыв глаза.
– Я хочу увидеть дочь.
– Да, я подумал, что ты этого захочешь. Я уже отправил за ней Радея.