Сидеть и ждать, когда изголодавшиеся твари разобьют в щепки забитые окна и хлипкие двери, не имело смысла. Когда они войдут внутрь их спасет только чудо, а на чудеса Ксенера никогда особо не полагалась.
Ночь была темной, но глаза постепенно к этому привыкли. Ксенерва спустилась с крыльца, постоянно оглядываясь по сторонам. Стало очень тихо, вокруг не раздавалось ни звука. Если в темноте кто и был, то затаился и выжидал удобного момента. Ксенерва стараясь ступать очень тихо, обошла дом вокруг, так никого и, не встретив.
Она уже решила, что ей почудились все эти шорохи, расслабила напряженные плечи и хотела вернуться в дом, когда откуда сверху на нее прыгнули и зубами впились в шею. Девушка вскрикнула от неожиданной боли и упала на четвереньки. Локтем ей удалось довольно сильно ударить нападавшего, от чего тот отскочил. Когда Ксенерва подняла голову, то увидела, что на нее надвигается ощерившийся голур. Она рукой зажала рану на шее, поднялась и начала пятиться в противоположную сторону от дома. Ее противник не спешил ее догонять, будто знал, что ей никуда от него не деться. Девушка споткнулась об бордюр, не удержалась на ногах и упала.
«Неуклюжая курица!», – выругалась сама на себя девушка.
Все еще лежа на спине Ксенерва, закрыла глаза и мысленно позвала: «Аймон, Аймон!». Но ответа не последовало. «Ты слишком слаба, и не сможешь защитить Алииду», – вспомнила она его слова. «Слаба, слаба, слаба …,» – это слово словно застряло в ее голове.
«Ты идиотка, какого хрена ты решила, что будет лучше уйти из Гротсберга, – злилась она на себя, – Вставай и борись».
Она почувствовала, как огонь приятно побежал по телу, он больше не причинял боль, он дарил силу и мощь. Русые волосы приобрели оливково-черный оттенок, а кожа на против стала мертвенно-бледной. Из пальцев выдвинулись когти, острые как бритва.
Она чувствовала, что голур уже стоит на дней, и из его пасти ей на лоб капала слюна. Она открыла аспидные глаза и резко бросилась вперед, полоснув острыми когтями по шее голура. Из открывшейся раны фонтаном брызнула бардовая кровь и оросила лицо Ксенервы. Она вспомнила, что убить голура можно проткнув голову. Еще лежа на земле она приметила кусок, арматуры, который немедля вогнала в голову противника. За спиной послышались приближающиеся шаги. Ксенерва по топоту поняла, что приближается не одна особь. И обернувшись поняла, что не ошиблась. Глубоко внутри себя, там, откуда не выбраться звуку, она услышала рокочущее нетерпеливое рычание. Она не сразу поняла, что это ее собственное рычание, а когда поняла – позволила ему вырваться наружу.
Когда голуры бросились к Ксенерве, она смело шагнула им навстречу. Она двигалась легко и стремительно, скользя словно тень, точная зная, когда уклониться от удара, когда подставить противнику ногу, когда посильнее вонзить когти во вражеское тело, нанеся решающий удар. Черепа голуров лопались как арбузные корки в девичьих руках. Инстинкт убийцы будто с рождения дремал в ее крови, а сейчас будил в ней чувство, схожее с тем возбуждением, которое испытывают хищники во время охоты. Она не знала сколько тварей лишила жизни, действуя на автомате. Силы уже начали покидать ее, когда к ней подступал последний противник. Одним движением она свернула ему шею, двумя руками обхватила голову и, приложив последние усилия, дернула на себя, обезглавив противника. Уже занималась заря. Ксенерва обессиленно опустилась на землю, которая отчего-то была усеяна песком, и отключилась.
Когда девушка очнулась, то не спешила открывать глаза. Омерзительный зловонный запах раздражал обоняние, вызывая рвотные позывы. Вокруг что-то жужжало. Этот звук был очень знаком Ксенерве, словно дежа вю. Она открыла глаза, заранее зная, что увидит. Вокруг нее стелился туман, а песок вокруг был устлан обезображенными трупами, разорванными на куски. Тело не желало слушаться, дрожа Ксенерва поднялась на колени, все еще плоха понимая где оказалась и, пытаясь вспомнить события на кануне. Она огляделась – это была детская площадка, засыпанная песком.
«Алиида, сейчас придет Алиида, – испугалась девушка. – она не должна это увидеть!»
Ксенерва была в ужасе, понимая, что это все сделала она. Но мысли и события перемешались в ее больном сознании. Она не помнила, что Алиида больна и не сможет прийти, она не помнила кем стала и где находится. Окружающая ее картина – приводила ее в ужас. По обезображенным телам ползали мухи, она сама вся была запачкана кровью – и некогда белая рубашка, ноги и руки, даже под ногтями была запеченная кровь. Девушка в истерии начала хватать куски тел и закапывать их в песок.