Без купола, облитая лунной сывороткой, церквушка напоминала обезглавленный труп. Полуразрушенный барабан топорщился в небо обломком гигантского зуба. В одном из осыпавшихся окон теплилось подрагивающее пламя свечи. Эту ночь Максимиан решил провести здесь.
Послышалось едва уловимое урчание автомобиля. Я насторожился. На десятки километров вокруг леса, да опустевшие деревни. Неужели Максимиан оказался прав, нашлось-таки кому-то дело до погребённых под руинами мощей? Далёкий рокот двигателя смолк. Я метнулся к окну. Надо предупредить святошу, чтобы не высовывался, пока ситуация не прояснится.
Узкая амбразура встретила меня бездонной чернотой. Я заглянул в церквушку. Груды битого кирпича, осыпавшаяся штукатурка, оголённые деревянные балки. Ни свечи, ни Максимиана. Из дверей он тоже не выходил. За спиной раздались осторожные шаги. Выключив фонарик, я кинулся за угол.
Из ночной мути вынырнула приземистая фигура. Двигался мужчина с опаской, то и дело останавливался, прислушиваясь. В руках у мужчины было что-то явно тяжёлое. Когда он приблизился, я разглядел большую канистру. Озираясь, ночной гость плеснул из неё на изъеденную временем и непогодами стену. В воздухе разлился удушливый запах бензина. Теперь не отвертится, имеет, дескать, страстишку ночами выгуливать истомившееся в гараже горючее! Я изготовился к прыжку.
Неожиданно с душераздирающим скрипом распахнулась дверь старой церкви. Оттуда на опешившего поджигателя выскочил Максимиан. Перекошенное яростью лицо, развевающиеся волосы и полы белых одежд – ни дать, ни взять, потревоженный дух-хранитель святынь. Не будь я знаком с ним лично по делам суетным, сам бы струхнул. Бросив канистру, 'гость' попятился. Рука скользнула за борт пиджака.
– Оружие на землю! – гаркнул я, выскакивая из укрытия.
В ту же секунду Максимиан бросился на врага. Рыча, они грянулись на землю.
– Идиот! – прошипел я.
Мой 'Макаров' из грозного оружия превратился в бессмысленную игрушку – не стрелять же в клубок из тел. Ох уж мне эти инициаторы! Я ринулся к хрипящему в пыли кому. Вовремя. Превосходящий по массе, 'гость' придавил субтильного противника к земле. Сверкнул выхваченный из подмышечной кобуры пистолет. Я нажал на курок первым. 'Гость' вскрикнул, дёрнулся, его пальцы рефлекторно сжались. Рявкнул неприцельный выстрел. Пуля взвизгнула, отрекошетив от стены. Повалив непрошенного 'гостя' лицом в пыль, я защёлкнул наручники. Перхая и отплёвываясь, Максимиан, поднялся.
– Сволоч-чь! – процедил он, изрядно подмочив свою благолепную репутацию.
– Согласен, сволочь и есть, – проворчал я. – Какого ты суёшься, когда не просят?!
Максимиан стушевался, но тут же взорвался, обращая багровеющее лицо к раненному в плечо 'гостю'.
– На Антипенко работаешь?!
– Кто такой Антипенко?
– Такая… Жена Павла Антипенко, – откликнулся Максимиан и, напоровшись на мой угрюмый взгляд, торопливо пояснил. – Он регулярно на отчитку приезжает. Только с его бесами даже Филарету враз не справиться. Одного гоним, другие тут как тут. К земному сильно привязан. Ему от материального избавиться надо, чтоб душа полегчала.
Голова у меня пошла кругом.
– Погоди! Филарет… Вроде ж, его мощи стережём? – Максимиан утвердительно кивнул. – Так… А за экзорцизм свой кошельки прихожанам трясёте?
Хранитель мощей недовольно засопел.
– Избавление от материальных привязанностей – часть обряда. Проще верблюд сквозь игольное ушко…
– И куда экспроприированные привязанности складируешь? – подал голос наш пленник. – Не в собственную ли мошну?
Признаться, я хотел задать Максимиану тот же вопрос. Похоже, впутался я в сомнительное дело. Охрана сект – не мой конёк.
– Ты б не гавкал, – посоветовал Максимиан. – За попытку поджога мотать будешь по полной.
– Не встретиться бы нам в тех краях, – хмыкнул 'гость'. – За мошенничество мотать не меньше.
Хранитель мощей скривился.
– Я душу очищать никого не принуждаю. Сами приходят. Поднимайся, давай! Пока у меня погостишь. Отслужу чудоявление на заре, после с тобой разберёмся.
Дом, куда мы привезли поджигателя, аскетичным назвать язык бы не повернулся. Два этажа, трёхметровая ограда, интерьер в староанглийском стиле. Неплохо живут нынче хранители мощей. Не отличался Максимиан и человеколюбием – врача раненому не вызвал. Сослался на нехватку времени. Анестетик, правда, вколол. Происходящее нравилось мне всё меньше.
– А хорошо ты его! – Хозяин потягивал дорогой марочный коньяк.
– Я майорское звание не на фуршетах выходил, – буркнул я.
– Верю… Может, ко мне? На полное довольствие, так сказать. Не обижу. Охранное агентство твоё – штука ненадёжная, сегодня есть клиент, завтра нет. А тут гарантированный хлеб с маслом.
Я стряхнул с плеча его руку.
– Коробит меня от твоего бизнеса. Знал бы, не связался.
Максимиан цепко глянул мне в зрачки и вдруг рассмеялся.
– Честный – это хорошо. Ладно, – он лукаво прищурился – двое суток ты ещё в моём распоряжении. Продлевать контракт или нет, дело твоё. Но во время обряда быть обязан. Видишь, не всё спокойно в моём Багдаде.
– Я знаю свои обязанности.
– Прекрасно.
Едва горизонт наметился розовеющей полосой, к церкви стали подтягиваться люди. Машин видно не было. Путь к храму протаптывается своими ногами – объяснил Максимиан. Всех хранитель мощей встречал поклоном, многих называл по именам. Снова передо мной стоял кроткий агнец. У ног 'агнца' призывно высился короб. Туда прихожане бросали пачки денег – отрекались от материального. Кое-кто проходил, минуя короб. Как ответственный за установленный здесь порядок, я осведомился, не стоит ли задерживать 'зайцев'. Облачённый в холщёвое рубище наниматель посмотрел на меня чистыми очами и смиренно прошелестел:
– Нельзя остановить того, кто стремится к благодати. – Потом, наклонившись к моему уху, пояснил: – Расплатились по безналичке.
Я отошёл. Максимиан у меня вызывал стойкое отвращение.
Скоро к церквушке подкатило шикарное авто. Из него выбрался толстенький человечек со странным, словно оцепеневшим, лицом. Выходит, VIP-клиенты, дорогу к храму имеют право осилить на льготных условиях. Максимиан кинулся к нему, что-то бормоча и лаская прибывшего просветлённым взором. Из его причитаний я понял – VIP-клиент и есть тот самый Павел Антипенко, из-за которого разгорелся сыр-бор.
Никогда бы не подумал, что такое крохотное помещение может вместить столько народа. Люди стояли, плотно прижавшись плечом к плечу и, затаив дыхание, смотрели в отверстую в небо дыру. Внимали Максимиану. Болтал он долго, со слезой – отрабатывал пожертвования. Из толпы слышались ответные всхлипы. Понять религиозной ажитации мне было не дано, поэтому, притулившись в затемнённом углу, я недоверчиво посматривал на действо.
Наконец, сквозь 'небесные врата' (так Максимиан окрестил дыру в потолке) в сумрачное помещение проник первый рассветный луч. В протянувшемся от свода до засыпанного мусором пола столбе света, мерцая, закружились пылинки. Оратор воздел руки и застыл в патетической позе минуты на три. Где-то оглушительно звенел комар. Невольно вслед за всеми я поднял глаза и… В зыбком тумане проявился силуэт высокого худого старца. Одет он был во что-то просторное, до пят. По церкви прокатился стон. Кто-то истерично закричал, кто-то заплакал навзрыд. Люди подались вперёд.
Старик заговорил. Негромко. Голос его кутал мягкой пеленой. Баюкая, вливался пушистой негой в каждую клетку. От нахлынувшего блаженства я задохнулся, голова пошла кругом.
О чём он говорил, не помню.
Не всё ли равно?
Только вспыхивали ослепительными искрами в сознании обрывки фраз: