— Я не помнил! — Заорал я, пытаясь подняться на ноги. Не знаю, когда упал навзничь, но теперь был не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. — Это просто детские кошмары!
— Я верил, что ты помнишь и не отправишь меня в огонь. Потому искал именно тебя. А ты… — Откуда шёл этот лишённый звучания голос я не понимал. Гулким эхом разлетался он в сознании, заглушая непрерывный гуд пылающей печи.
— Ты же сам… здесь… — просипел я.
— Я пытался уйти! — оглушило меня. — Ты хотел сжечь тело, не выпустив из неё душу!
— Почему же ты не ушёл?!
Раскатистое эхо в моей голове сникло, горько хмыкнуло.
— Не смог. Способен ли мёртвый не подчиниться воле живых?
Меня передёрнуло. Перед мысленным взором всплыло нарочито скорбное лицо ритуального агента.
— Я всё сделаю! Придам земле! Тебя отпоют! — завыл я, чувствуя как необоримая обжигающая сила придавливает к полу всё сильней.
— Поздно. У мёртвых тоже есть воля.
Дверца духового шкафа стала медленно открываться. Непререкаемая мощь потащила меня в раскалённую бесконечность…
***
Желаешь знать каково здесь? Я расскажу тебе. Только вглядись в пожираемую огнём мглу своей духовки. И я покажусь. Приду, потому что здесь нет границ. Просто всмотрись. Загляни за предел. Я так хочу. Такова моя воля.
Я металась по квартире, потрясая мобильником. Глиняные кокотницы с жульеном распространяли по комнате умопомрачительный аромат. Наш кот-флегматик Брысь с упорством бумеранга в который раз штурмовал стол. Если Али сейчас не явится, я с ним разведусь! Не получит ни капли шампанского, которое я приобрела в честь его возвращения! Да! Так и будет!!! Я приватно вылакаю всю бутылку, мне будет плохо и он ещё пожалеет, что…
Истошно заголосил дверной звонок. Так истерично раньше колотили по рельсе, когда возвещали о том, что полыхнула вся деревня. Тьфу, тьфу, тьфу! Я ринулась в прихожую. На пороге приплясывал мой свирепый гунн. Дикой барой я взвилась и повисла у него на шее. Проклятые командировки!
— Надо было выходить замуж за надомника, — проскулила я. От Али пахло ветром и полынью.
Алибек смял меня в медвежьих лапах, ткнулся лбом в волосы и засопел. С разводом подождём. Лет сто. С минуту мы обменивались только молчаливым пофыркиванием, да тёрлись друг о друга носами и щеками. Месяц — это очень много для пары, в которой один произносит начало фразы, а другой её заканчивает.
— Успеем? — сформулировал, наконец, свои чаяния Алибек.
— До поезда двадцать минут. А я тебе жульен…
— Чёртов самолёт! Ничего, завтра придёт мама, заберёт наш праздничный ужин и Брыся.
— Боюсь, ужин она заберёт прямо в Брысе.
Нам было всё равно, о чём говорить.
В купе мы ворвались за минуту до отправления состава. Супружеская чета, уже вольготно расположившаяся в тесной клетушке, глянула на нас, как на жвачку, прилипшую к подошве.
— Здрасти, — буркнула полная женщина лет пятидесяти и демонстративно отвернулась к окну.
— Добрый вечер! — отвесил общий поклон Алибек. Он был взбудоражен долгими дорогами, дефицитом времени и духом кокотниц, которые успел запихнуть в нашу сумку.
Лысоватый дядечка, сидящий на нижней полке, мазнул по нам бесцветным взглядом. Весь его вид декларировал: «Жизнь, товарищи, это такая тоска!». Мы бы с ним поспорили. У нас, например, планов громадьё. Сейчас до Москвы, там резвым прыжком в Шереметьево, далее марш-бросок в Ташкент, а оттуда до вечной и певучей Бухары. Там смешные ослики, красивые люди с глазами, как у птиц, расшитые шёлком тюбетейки и ещё много чего интересного.
— Я Алибек. Это моя жена Лариса. Друзья называют нас Алиса, потому что мы всегда вместе. — Али сиял. Его простодушная болтовня меня смутила. Я незаметно щипнула его за лопатку и улыбнулась насупленным соседям.
— Наталья Егоровна — проворчала женщина и мрачно воззрилась на Алибека. Казалось, она ждёт от него подвоха.
— Пётр Николаевич, — представился мужчина, поспешно освобождая нам место.
Мы расположились напротив. Повисло неловкое молчание. Неожиданно Али звонко хлопнул себя по коленям и предложил:
— Может, за знакомство?
Я удивлённо уставилась на своего трезвенника. Что это с ним? Пётр блеснул прозрачными очами и умильно покосился на благоверную. Наталья презрительно поджала губы. Муж и жена — одна сатана, решила я и принялась метать на подрагивающий столик съестные припасы. Жульен, хлеб, зелень, помидоры… Алибек любил покушать. Наша соседка вздохнула, присовокупляя к пиршеству четыре яйца и варёную колбасу. Пётр оживился и потёр пухленькие ручки.
Мужчины вышли покурить, а мы остались с Натальей в купе.
— Не страшно с таким-то жить? — интимно спросила меня потеплевшая от коньяка соседка.
— Каким ТАКИМ? — не поняла я.
— Да… чёрным таким. Он, поди, дикий совсем.
— У него высшее образование и… — Я даже задохнулась от ярости. — Он самый лучший!
— Ну-ну… — Наталья обиделась. Несколько секунд мы дулись, как мыши на крупу. Потом коньячный бог вновь вдохнул в наши уста доверительные речи. — Сволочи они все, — загрустила Наталья. — Мой видела, какой хрыч, а всё туда же! Вчера, слышь-ка, пылюку тру, а за книжками, глядь, журнальчики, — моя собеседница сморщилась, как от зубной боли. — Бабы там вот с такими титьками! — Она развела руки, как делают охотники, описывающие свою добычу.
— Силикон! — поставила я диагноз.
— Кобель! — негодующе уточнила Наталья. — И все такие! Внуков уж двое, а этот…
Я примирительно повздыхала в унисон с расстроенной бабушкой. У меня вертелся в голове вопрос — что за алкогольные трюки выделывает Али?
Колёса поезда отсчитывали секунды. Та-там-та-там, та-там-та-там. Недалеко от моего уха позвякивала ложка, которую кто-то забыл вынуть из стакана. В метре надо мной ворочался Алибек. Полка жалобно стонала в такт его глубоким вздохам. Он не спал. Месяц врозь. Крошечное купе было туго набито нашим с Алибеком электричеством и смачным храпом соседей. Понесло же эту парочку куда-то. Именно в эту ночь! Именно в этом купе! Когда мы ещё доберёмся до места, где, наконец, останемся одни… Я кувыркнулась с боку на бок, и моя полка хныкнула дуэтом с алибековой лежанкой.
Сверху свесилась голова с экзотическим лицом. Судя по выражению этого лица, супруг жестоко страдал.
— Спишь?
— Нет. А ты? — Нелепость вопроса доказывала, что мой интеллект уступает место чему-то другому.
Большим чёрным зверем Алибек стёк на мой узкий лежак. Стало тесно и тепло. Сладкой судорогой свело солнечное сплетение.
— Очумел?! — охнула я, когда негодный искуситель кончиками пальцев скользнул по моему колену.
— То есть, абсолютно, — подтвердил подозрения Али. Дышал он тяжело.