Люди, облачённые в белые одежды, молчали. Они не умели спасать наместника Ра, Учителя, полубога. Как не сумели бы спасти и само солнце. Они привыкли, что он спасает их.
— Братья и сёстры, — Расим почувствовал слабость в ногах и облокотился о притолоку — я ухожу. Я дал вам всё, что мог дать. Большего на Земле дать невозможно. Я знаю, что там, — он указал на верхушки деревьев, за которыми разливалось ярко-алое зарево обманувшего его светила — есть ещё много из того, что нельзя познать здесь.
Над головами любимых им когда-то людей висела натянутая, как скрипичная струна, тишина. Расим молча повернулся и переступил через порог дома. В канистре, которую недавно привезли посланники Ра, хранилась священная вода. Расим склонился над ней, потянул носом. Ему показалось, что она пахнет бензином. «Это и есть бензин, — усмехнулся про себя Николай. — А солнце всего лишь ближайшая к Земле звезда. Глупо…».
— Учитель!
В дверной проём ворвался длинноволосый, худой юноша. Когда-то его тоже привели посланцы Ра. Он был потерянным и молчаливым. Несколько дней безвылазно сидел в тёмной комнатушке, уставившись в одну точку. Расим часами говорил с ним. Парень не отвечал. Постепенно от него стало исходить что-то похожее на невидимые электрические волны. Глухие и тяжёлые. Расим знал, так выходит боль. Прошло ещё немало дней и ночей, прежде чем парень выплюнул в лицо своему Учителю: «Врёшь!». И начал что-то кричать, размахивая руками. Через образовавшуюся брешь он выплеснул на Расима столько обиды и ярости, что даже живительный свет Ра на мгновение потускнел. Расим дал ему новое имя — Аиран. Ра хотел, чтобы имена обращённых несли частицу той любви, которую Он дарил им. РАсим, АиРАн, НаРА, ЛаиРА… Великий Ра принимал всех и дарил им себя. Как же их звали в той, прошлой жизни? Расим не знал.
— Я ухожу, — напомнил Расим.
— Я с вами… — Юноша уставился на Учителя глазами полными решимости. — Если на Земле больше ничего невозможно получить, я пойду за вами. Я так решил.
Как же звали Аирана в прошлой жизни? Впрочем, какая разница. Вероятно, он прав. Что можно ожидать от жизни, где даже Солнце оказалось лживым и продажным.
— Там ничего нет, — тихо сказал Расим.
— Есть! — Аиран произнёс это с такой уверенностью, что учитель отшатнулся. Плох тот учитель, ученики которого не превзойдут его. Расим был хорошим учителем.
Языки пламени играли в зрачках людей, стоящих у горящего, корчащегося человеческой мукой, дома. От сбившихся в тесную кучку солнцепоклонников отделилась мужская фигура.
Радор знал, за пределами любви, обещанной ему Ра, он жить теперь не сможет. Что ждёт его в мире тех, кто не знал света? Тех, кому было всегда безразлично, что он, Александр Васильев, в прошлом доктор искусствоведения, остался один на один с глухонемой тьмой. Что лики мадонн Боттичелли уступили место таблоидным девушкам месяца. Что не умел он жить по новым законам купи-продай. Что его студенты разбрелись по коммерческим палаткам, а сын погиб неизвестно за что в тех краях, куда они всей семьёй когда-то выезжали в отпуск… И только всесильный Ра сумел руками своего служителя Расима отогреть и заслонить от заледеневшего, ожесточённого, равнодушного мира.
Радор почувствовал нестерпимый жар, лизнувший его лицо. Он отдал бы сейчас всё, что было, есть и будет, только бы его жизнь снова озарилась мягкой улыбкой вышедшего из пламени Учителя. Радор задержался на мгновение, мысленно моля о чуде. Умирать было страшно. Но остаться здесь без дарящих забвение утешительных слов Учителя ещё страшнее. Чуда не произошло. Радор сделал шаг вперёд.
Вслед за ним двинулась женская тень. Его жена Нара тоже не хотела умирать. Но она верила своему мужу. Она всюду шла за ним. Это было так естественно, что Нара (или Ольга?) не задумывалась. Она покорно смотрела, как он спивался, оставшись за бортом нового времени. Ходила с ним на странные собрания людей, говорящих о бесконечной доброте Солнца. Оглушённая происходящим, вникнуть в смысл она не могла, но видела, что ему становилось легче. Накрывала на стол, когда эти люди стали приходить к ним. Безропотно поставила подпись на документах о продаже квартиры. Не рассуждая, поехала за ним туда, где жили те, кто принял в себя Ра. Она верила Ра, потому что Ему поверил он.
— Мама, нет!
Светловолосая девушка вцепилась в широкий рукав бледной женщины средних лет. В поселении женщину знали под именем Лаира. От каких бед укрыл её Великий Ра, можно было только догадываться. По отчаянному, самозабвенному блеску в её глазах, когда она внимала речам Учителя.
— Пусти. Здесь нет будущего. Я не останусь среди ничтожных тварей, трусов и отступников!
Женщина окинула презрительным взглядом своих единоверцев и пошла к дверям, за которыми бесновался языческой бог огня Симаргл.
— Мама!
Будет ли там свет, о котором говорил Учитель? Наверно, нет. Но здесь останется холод и презрение матери. Женщина оглянулась на дочь. В ставших вдруг чужими глазах отразился последний молчаливый вопрос. Вероятно, переход будет кошмарным. Но остаться жить в пустоте, где нет ни любви, ни будущего, носить в груди этот прощальный взгляд… Девушка закричала и кинулась за матерью.
Потрясённые словом «отступник» за ними последовало ещё несколько человек. Что было дальше — безумие? Непреодолимое обаяние фанатизма? Идеи? Смерти? Может быть, надежда? Или просто животный страх, парализовавший волю и способность рассуждать? Только связующую этих людей нить разорвать было невозможно.
Кто-то шёл, взявшись за руки. Другие вступали в смерть, как и в жизнь, в одиночку. Кто-то прощался с солнцем, подарившим на краткий миг тепло на непринявшей их Земле. Кто-то надеялся. Кто-то просто боялся остаться один. Кто-то не мог побороть ужас перед тем, что его назовут отступником. Кто-то не умел уже жить в мире без Ра и без тех, кто был способен это понять и разделить. Дети шли за родителями, потому что пока не мыслили, себя вне их. Одни вбегали в дом с криком, другие — безмолвно.
На просёлочной дороге сидел человек. Его лицо было покрыто чёрными разводами гари и копоти. Он улыбался широкой бессмысленной улыбкой, раскачивался из стороны в сторону и что-то мычал. Всходило солнце. Человек не понимал, почему все эти люди ушли. Ра был их богом, но что-то иное заставляло их бросаться в огонь. Он сам едва не сделал это. Чьё-то презрение и страх подталкивали его к осатаневшему от человеческих воплей кострищу. Хотелось понять, жалеют ли они о последних шагах, отделявших их от огнедышащей пропасти. Но они только кричали и их, слившийся в непрекращающийся вой, крик невозможно было расшифровать. Никакие коды и пароли не могли разложить этот стон на слова, мысли, осознанные чувства.
— Эй, братан! Ты как здесь? — из проезжавшего мимо грузовичка выпрыгнул мужик в серой кепке. — Как звать-то?
— юРА…
ВЕЗУНЧИК