– Что это значит?
– Артерии и сосуды практически блокированы ПАСмассой. – Рот умирающего кривился в усмешке, но в глазах его стыл ужас. – Бинго!
– Получается, всё напрасно? – Отчего-то мне хотелось задать ему этот вопрос. – Годы ожиданий, страха, что кто-то откроет тайну Филарета… Предательство, в конце концов! – Ты ведь знал, что лаборатория будет взорвана, так?
– Всё разнюхал…
Я потёр лоб ладонью. Жара здесь была несусветная.
– Кое-что сопоставил. Почему ты тщательно прятал профессора, а сам гулял, как откинувшийся фраер. Тебя ведь никто не преследовал. А почему? Ты для них свой… они так полагали… Но ошиблись. Власть и для тебя была мёдом намазана, за неё, не глядя, ты расплатился чужими жизнями.
Максим задёргался в судорожном смехе-кашле.
– Празднуй победу, майор! Да, я работал на тех, кто принял решение уничтожить лабораторию.
– Не жаль было коллег? Не жаль их работы?
– За двумя зайцами только дураки бегают… Я выбрал Шереха и его разработки. Власть над сознанием уже сегодня могла принести дивиденды.
– Странно, ты позволял властвовать над умами профессору, а сам довольствовался ролью снабженца.
Максим повёл мутными глазами.
– Халиф на час? Нет. Я ждал большего.
– Ты дождался.
Я встал и направился к двери. Снова мне казалось, что-то сгустилось в воздухе. Что-то, стыдливо называемое людьми наказанием, а Тем, Кто Над – Карой. Там, где чёрным дымом из потухающего камина клубилась Кара, наказание смысла не имело.
С исчезновением Максимиана, рассеялась и наша паства. Какое-то время подсевшие на бинауральный наркотик прихожане являлись к церкви. Ждали. Взывали к небесам, печально смотрящим на них сквозь дыру в потолке. Филарет не появлялся.
'Старец' часами сидел в лаборатории, уставившись замёрзшим взглядом в тёмные мониторы. Выходить из своего подземелья отказывался. Думаю, он был прав. Охота на него срока давности не имела. Я привозил продукты, но снабдить материалами для продолжения исследований, естественно, не мог. Не было у меня ни тех денег, которыми вертел Максим, ни связей. А, главное, не было уверенности, что поиски стоит продолжать. От пищи Шерех отказывался. По-моему, так он решил распрощаться с прошедшей мимо него жизнью. На все увещевания лишь отмахивался. Дело приняло угрожающий оборот.
Как-то раз, подъехав к церкви, я увидел доктора. Он стоял на вершине разрушенного барабана и смотрел вдаль. Снова на нём было длинное рубище, мешком свисающее с исхудавших плеч.
– Что вы ещё придумали?! – заорал я.
Объяснять свои намерения профессор не стал. Они были очевидны. Вместо этого велел спуститься в лабораторию, принести один из пронумерованных контейнеров и шприц. Я выполнил распоряжение.
– Вводите! – приказал он. – В вену колите. Надеюсь, они у вас хорошие.
– Зачем? – Я пытался затянуть разговор и отвлечь старика.
– Я уничтожил записи, – простонал профессор. – Это был срыв, глупость! Я жалею об этом. Людям нужны бинауральные технологии. Моё поражение ни о чём не говорит. Мне просто не повезло. Но мне удалось собрать последний материал и синтезировать препарат. Тот, с недельным сроком действия. Спасите его! Через двое суток вне среды ПАС-частицы погибнут. Введите их себе и езжайте в НИИ, найдите академика Рюмина! Просите, требуйте… Делайте что-нибудь!
Передо мной был безумец. Одержимый, забывший о погибшем академике, лаборатории и своей жизни.
– Доктор, спускайтесь! Поедем в НИИ вместе, вы продолжите работу…
– Я ухожу! – Шерех тряхнул спутанными космами. – Я дал обет. Колите же!
И я вколол. Зачем? Просто потому что на церковном барабане стоял человек, и человек этот непременно шагнул бы, не сделай я что-то для его спасения.
По венам понеслись сотни тысяч крошечных машин, управляемых моим сознанием и способных управлять сознанием других. Я не задумывался, как манипулировать ими. Так не задумывается новорождённый, что надо делать, чтобы сжать кулак. Я заговорил. Не помню, о чём.
Не всё ли равно?
Скоро на церковном барабане стоял смеющийся, абсолютно счастливый старик. Он был счастлив, несмотря на то, что его жизнь закончилась крахом. Смеялся, невзирая на то, что до сих пор не знал – добру или злу посвятил свой труд и талант. Хохотал, забыв, что единственный человек, которому он верил, оказался подлецом. Он был счастлив, потому что я велел ему в этот миг быть счастливым.
От этого смеха – страшного, явившегося из чуждой старику жизни – по спине у меня ползли мурашки.
Амая протянула мне тост, густо намазанный апельсиновым джемом.
– Опять проверяешь? – Я погрозил ей пальцем.
Она не улыбнулась. Вглядывалась в моё лицо так, словно силилась прочитать на нём набранный мелким шрифтом текст.
– Прости. Вчера ты смотрел шоу Такира-сан, которое всегда терпеть не мог.
– Просто было приятно побыть с тобой рядом…
Я смутился. Вчера действительно было не до того, что подсунула для вечернего просмотра коварная Амая. Но вида я старался не показывать. Честно таращился в визуализатор, не видя и не слыша его. Иногда даже смеялся, изображая сопричастность. Но Амая, точно мысли мои читала! Может, тоже умела улавливать их телепатически? Порой, мне, вообще, казалось, что она, как и я, генно-модифицированная особь – и мы напрасно прячемся от любопытных глаз. Никакие мы не извращенцы, не преступники. Но так лишь казалось. Амая была Вышней – гены её предков никогда не подвергались коррекциям. Эталон Господа Бога, так сказать.
– Хорошо. – Она отвела глаза, прошептала: – Мне страшно, Ронин. Я так боюсь, что ты станешь, как те… другие.
Я расхохотался. Обнял её за плечи.
– Атавизм свободы воли у модификата это хронь. Неизлечимо, брак. Не зря же особей с такой поломкой утилизируют. Так что останусь таким на веки вечные… если ты, конечно, не стукнешь, куда следует. – Я ткнулся носом в её волосы. Они были тёплыми от скользящих по ним солнечных зайчиков, пахли черёмухой. Терпкий аромат задумчивых чёрных капель – недаром её назвали Амаей, на древнеяпонском "ночной дождь". – Клянусь и впредь ненавидеть Такира-сан и апельсиновый джем, даже если ты прикажешь их полюбить.
– Не называй себя особью. Мне это неприятно. Я не зря дала тебе имя Ронин – самурай без хозяина. Ты – для меня человек, мужчина. Мой мужчина…
– Модификат без хозяина? – Дразнить Амаю я обожал. Она такая смешная, когда злится. – Особь-X – мужчина?! Хм-м! Чего только не наслушаешься в нашем доме!
– Дурак!
Амая сердито вывернулась из объятий. Её босые ступни зашлёпали по залитым солнцем половицам. Хлопнула дверь душевой, зашумела вода. Я зарылся лицом в подушку.
Мне нужно было побыть одному. Подумать…
Итак, купол должен накрыть город. Вчера выяснилось, что это будет наше неприметное захолустье. Почему власти медлят?! Думают, атавизм Предводителя рассосётся сам собой, и он откажется от своих планов? Чушь! В городке сорок тысяч людей-эталонов… Впрочем, плевал я на них, меня волнует один. Точнее, одна.
Голова шла кругом. Я порывисто сел, зло надавил кнопку пульта.