— Тем и отличается, что он своё счастье сегодня и сейчас чует. Другие всё больше прошлое перебирают или о будущем фантазируют. Им бы скорее это самое СЕЙЧАС проскочить. Как вот тебе. А в этом сейчас , может, самое оно и есть. Может, это главный час в твоей жизни.
Гляди-ка, — Палыч оглянулся на залепленное снегом окно с крошечными прорубями свободного от заносов стекла — пурга улеглась. Скоро полосу расчистят и тронемся. Согрелся? Пойдём, что ли, покурим.
Мы стояли на крыльце и пускали пушистые клочья дыма, который смешивался с выдыхаемым нами в стужёную полярную ночь паром. Белёсые облака, рождённые дыханием, не отличались по цвету от огромных, выше человеческого роста, сугробов. На секунду мне показалось, что это мы помогли могучему Северу выстроить на его вечной мерзлоте гигантские снежные укрепления. Старались заодно с ним. За радение он вознаградил своих помощников сполна, развернул на небе разноцветную ленту. Мы смотрели на всполохи, которыми одаривало нас Заполярье.
— Дяденька! — Закутанный с головы до ног колобок, задрав краснощёкую мордочку вверх, дёргал Палыча за полу его мехового полушубка. — Подними меня туда!
Палыч серьёзно посмотрел на колобка.
— Полярное сияние потрогать хочешь?
— А можно?
— А чего же нельзя? — Он подхватил девочку на руки и поднял высоко над головой. Она выпростала крошечную лапку из пуховой рукавички и потянулась к зелёно-красным вспышкам. — Чувствуешь, какое холодное?
— Ой, даже пальцам больно! — девочка засмеялась. — А я думала, оно тёплое!
— Холодное! Оно же полярное!
Так в моей памяти и отпечатались эти две фигуры с поднятыми к переливающемуся небу руками. Стылый Алыкель. Ночь, длиной в полгода. Сугробы, обнявшие смущённый великолепием северного неба аэровокзал. Неказистый покачивающийся столик в буфете. Сонный голос из динамика, объявляющий посадку…
Прошло больше двадцати лет. Не сразу, но я всё же научился замирать от пульсирующего в каждой клеточке счастья, о котором говорил бывший з/к. Прав был Палыч. Счастье отыскивалось всюду. В больничной палате, когда изломанное тело выло от боли. Тогда счастье нашлось отпечатанным в книге открытого внезапно писателя. Оно напомнило о себе, проплыв мимо в образе невероятной красоты девушки, когда меня с позором вышвырнули с работы. Когда я стоял у гроба ближайшего друга, оно сжимало моё сердце острой мучительной благодарностью за пятнадцать лет надёжности его плеча.
Как сложилась бы моя жизнь, не застрянь я тогда в заледенелом понуром аэропорту? Проскочи эти выматывающие трое суток.
И какое счастье, что великомудрые учёные не изобрели ускоритель времени.
— Ну, что, господа-товарищи! — губернатор откинулся на своём кожаном троне с пневмолифтом. — Чёрт вот теперь знает, как и обращаться-то к вам, — хохотнул он низким, хорошо поставленным голосом и стал похож на добродушного барина перед челядью. — Давайте уж просто — пацаны! Не первый год ведь знакомы. — Вокруг послышались услужливые смешки. Пошутить изволили. — Я, конечно, в ваших журналистских штучках мало что смыслю, так что сами давайте.
Заключительный тур областного конкурса «Журналист года» близился к концу. Жюри в составе всех приближённых к губернаторскому телу главных редакторов и иже с ними, наконец, отобрало пять основных претендентов на важный титул. Победа означала не только хорошую денежную подачку, но и кресло координатора всех СМИ области. Так было заведено спокон веков. То есть, со дня официального старта игры в демократию. Тем не менее, вожжи, данные в руки координатора, позволяли гнать запыхавшуюся птицу-тройку региональной журналистики туда, куда направлял возничий. Кого водрузить на влиятельные козлы, сейчас и решали.
Губернскому голове было безразлично, кто из пяти выдвинутых писак влезет в вожделенное кресло. Вся пятёрка была проверена десятилетиями верного служения «трону». Губернатор со скучающим видом рассматривал кутикулы на идеально-овальных ногтях, плод титанических усилий новой хорошенькой маникюрши Зоечки.
— Предлагаю остановиться всё же на Прохорове! — вскочил, как всегда, эмоциональный сверх меры Никитин. — Валентин, безусловно, достоин! Серия аналитических материалов, посвящённая новым инвестиционным вливаниям в областной бюджет, которые мы наблюдаем с приходом Валерия Тимофеевича, — Никитин чуть поклонился в сторону улыбающегося «князя», — безусловно…
Слово «безусловно» навязчиво било в лоб не только из устной речи редактора районной газеты, но и из каждого самолепно писаного им материала. Ему не дал договорить солидный блондин, сидящий по правую руку губернатора.
— Я думаю, — прогудел президент областной телерадиокомпании Семёнов — печатные СМИ сегодня имеют куда меньше влияния, нежели электронные. Предлагаю всё же остановиться на кандидатуре Ольги Мещерской. За шесть лет своего редакторства она подняла отдел политики и права на небывалый уровень. Качественный.
Почему-то некоторые нужные слова приходили в голову Семёнова только после уже поставленной точки. Такая манера была не слишком удобна собеседнику, но придавала весомости сказанному.
Губернатор устало вздохнул и заворочался на своём троне. Все эти подковёрные баталии акул пера ему порядком надоели. Хотелось поскорее сесть в машину и помчаться по заснеженной дороге подальше от суетливого центра, в свои охотничьи угодья. Там банька из векового кедра, ломящийся ароматными яствами стол… А воздух! А румяные, как наливные яблочки, не испорченные эмансипацией и диетами девочки! Хорошо! Он счастливо закатил глаза.
— Всё! — не выдержал голова и рубанул рукой воздух. — Мещерякова, так Мещерякова! Старая кляча борозды не испортит.
Вече снова захихикало. «Княже» явно был в отличном расположении духа, шутил и улыбался. Значит, ничья повинная голова сегодня с плеч не полетит.
Ольга Николаевна Мещерякова поднялась на сцену под вялые хлопки коллег, согнанных для красоты телевизионной картинки в помещение областного театра драмы. Тащиться вечером после целого дня каторжной работы на триумфальную раздачу «слонов» никому не хотелось. За непосещение мероприятия могли, однако, лишить премии. Зал был битком. Провинциальные служители СМИ на перечёт знали, чьи фамилии лягут на стол атамана в качестве потенциального управляющего на ниве всегубернской журналистики. Просчитано и постановлено загодя. Можно сказать, предначертано. Только что генеральной репетиции шоу награждения не проведено. В этом году решили даже дать церемонию в прямой эфир. Для солидности. Народ должен знать своих героев в лицо! Электорат обязан внимать речам о всех народолюбивых достижениях областной думы. О них и шла, в основном, речь на подобных тусовках. Ах, если бы была возможность лишить премиальных и означенный выше народ, переключивший канал на какой-нибудь пошлый фильмец… К сожалению, такой ход был не под силу даже губернатору.
— Хочу поблагодарить коллег, областную администрацию и лично Валерия Тимофеевича за оказанное доверие … — привычно начала Мещерякова написанную заранее благодарственную речь. И вдруг осеклась. В зале зашушукались. Главный редактор политического вещания области, телеведущая со стажем черепахи Тортиллы давно зарекомендовала себя как бриллиант прямого эфира. Её речевые паузы славились не меньше, чем паузы Станиславского. Так же наполняли атмосферу ожиданием невероятно важного, звенящего, эпохального откровения. Ольга молчала. Опустив глаза, что-то напряжённо рассматривала на носках изящных чёрных туфель-лодочек. В зале вибрировала наэлектризованная тишина. Кто-то на задних рядах осторожно кашлянул в кулак. Эхо отскочило от стен и, казалось, разбудило ораторшу. Она резко вскинула голову и тряхнула разметавшейся седеющей чёлкой.