Между телом и духом у него проводится, правда, скрытый и затушеванный, дуализм, который совершенно не мирится с его же собственным учением о плоти, как потенциальной силе духа, о возможности их взаимного перехода друг в друга.
Неясность и шаткость основных понятий Соловьева о «плотском», «телесном» и «духовном», неустановленность и неопределенность представления о взаимоотношении этих элементов приводят к тому, что и сущность аскетизма, как возведенного в принцип воздержания, определяется в его этике неточно и прямо неправильно.
«Реальный смысл… нравственной нормы, или основоположения, гласящего, что плоть должна быть подчинена духу», [2045] заключается в том, чтобы лишить плоть самостоятельного бытия, сделать ее тем, чем она «должна быть, по существу своему, как с физической, так и с психической своей стороны», [2046] т. е. «материей или скрытой (потенциальной) основой духовной жизни». [2047] Животная душа, по мнению Соловьева, служит потенциальной силой для человеческого духа. Они взаимно могут превращаться друг в друга по закону сохранения энергии. «Каким образом возможно, справедливо замечает по этому поводу Чичерин, чтобы жизнь или действие одной сущности являлась только видоизменением другой, совсем иного рода сущности, — это для читателя остается совершенно непонятным. Жизнь или действие сущности есть собственное ее явление; если же это явление есть видоизменение другой сущности, то последняя тожественна с первой. Все действия материи сводятся к механическим передвижениям, к ним только относится физический закон сохранения энергии. Если жизнь духа есть только видоизменение действий материи, то она представляет лишь своеобразную форму физических передвижений и никакой собственно духовной жизни нет. Это именно и утверждают материалисты; но каким образом философ, проповедующий высокие нравственные начала и подчинение материи духу, может придти к такому воззрению, совершенно непостижимо». [2048] «Всего менее дозволительно приложение этого закона к нравственной области тому, кто признает аксиомой нравственной философии, что человеческая личность бесконечна. Закон сохранения энергии, напротив, весь основан на том, что сумма сил ограничена». [2049]
Как можно с точки зрения закона сохранения энергии говорить «о неразрывной внутренней связи и непрерывном взаимодействии между духовной и плотской сторонами человеческого бытия», [2050] когда, по описанию самого же автора, «плоть есть бытие, не владеющее собой, всецело обращенное наружу — бытие, расплывающееся во внешности и кончающее реальным распадением», между тем в противоположность этому, дух есть бытие по внутренним определениям, вошедшее в себя, самообладающее и действующее наружу собственной своей силой, не переходя во внешность. [2051]
Что-нибудь одно: или дух человека имеет совершенно отличные и особые от души животных природу, сущность и происхождение, и тогда, действительно, можно говорить о подчинении души и тела духу, или же это — два вида энергии, превратимые один в другой, и в таком случае Соловьеву, если он хочет быть верным логике, следует отказаться от положения о возможности и необходимости подчинения животной души или плоти духу. Tertium non datur. Тогда можно говорить только — самое бо́льшее — о переходе и переведении животной души в другой высший вид одного и того же рода, в другое, высшее проявление одной и той же животной сущности.
Если не признавать существенного, субстанциального отличия духа человеческого от души животных, тогда может быть речь только о борьбе грубых побуждений, общих человеку с животными, с мотивами высшего порядка, зачаточными у животных и значительно развитыми у человека. [2052]
Соловьев видит отличие человека от животных, между прочим, в том, что животные осуществляют принцип бесконечности только родовой, тогда как человек может — и должен — осуществить требование и обязанности бесконечности личной, — «вечной жизни» индивидуальной.
В этих рассуждениях мы видим подмену понятий, как бы даже игру словами. В самом деле, о какой «бесконечности» можно говорить, имея в виду непрерывное существование всякого животного рода? Да и вправе ли мы вообще употреблять сам термин «бесконечность» в данном случае? Ведь мы имеем в виду здесь только вывод из неполной индукции. Когда же мы говорим о «бесконечной» норме, предъявляемой к человеку, то разумеем идеал качественного совершенства, определяемого требованиям «богоподобия».