Легко видеть, что мы имеем перед собой понятия, по своему содержанию совершенно несродные, двух различных порядков, особых категорий. Поэтому мы не имеем права трактовать о них с одной точки зрения. Нет никаких логических оснований утверждать и безусловную, решительную их несовместимость, так чтобы наличность одного непременно уже исключала возможность другого. Быть может, «бесконечность» того и другого порядков совместимы между собой. Во всяком случае этот вопрос остается открытым.
Равным образом, очень трудно и даже невозможно установить с несомненностью, что́ собственно является с точки зрения Соловьева предметом «стыда», или иначе, что именно признается у него абсолютно недолжным для человека. В самом деле, Соловьев в одном месте положительно утверждает, что «захват со стороны материальной жизни, стремящейся сделать разумное существо человека страдательным орудием, или же бесполезным придатком физического процесса», — вызывает противодействие духовного начала, непосредственно выражающееся «в чувстве стыда». [2053] В другом месте философ утверждает, что «половой стыд относится не к физиологическому факту, отдельно взятому, и в этой отдельности безразличному, а также не к половой любви вообще, которая может быть непостыдной и составлять величайшее благо, — предостерегающий, а потом осуждающий голос полового стыда относится лишь к тому пути животной природы, который дурен для человека по существу своему, хотя, может быть, при наличном состоянии человеческой жизни, злом меньшим, необходимым, т. е. относительным добром». [2054] «Предмет полового стыда есть не внешний факт животного соединения двух человеческих особей, а глубокий и всемiрный смысл этого факта». [2055]
В результате половой акт является, по Соловьеву, нарушением «целости» человеческой природы, нарушением «целомудрия». Чувство «стыда» и призывает именно к «сохранению или восстановлению» «целомудрия».
С тем истолкованием значения сущности «целомудрия», которое ему придается у Соловьева, согласиться трудно.
И прежде всего, непонятно, почему в «целомудрии» Соловьев усматривает требование целости, в смысле нераздельности человеческой природы, духовной и телесной, когда прямой филологический смысл этого понятия дает мысль только о целости и здравости ума, о полном обладании своим разумом (благоразумии). [2056]
Русское «благоразумие» точно соответствует греческому «σωφροσύνη» (σαοφροσύνη). которое означает здоровое, нормальное состояние ума, мысли, души, [2057] когда она соблюдает должную меру в своих явлениях и стремлениях. [2058] Отсюда σωφροσύνη означает вообще «умеренность», «скромность», даже «смирение» (modestiam, demissionem, humilitatem), и в этом последнем значении иногда даже прямо противополагается «гордости», излишней самоуверенности и самомнительности (ἡ ὑπερηφάνεια). [2059] В более узком объеме и специальном значении σωφροσύνη означает «умеренность» именно в отношении удовлетворения влечений и позывов природы, и в этом случае означает «свободу от страстей» (τὴν τῶν παθῶν ἐλευθερίαν), [2060] — частнее, «умеренность» в удовлетворении потребностей собственно половых, [2061] не допускающую возможность того, чтобы человек предавался «срамным помыслам». [2062] В этом последнем случае разумеется иногда — и нередко — умеренное и нормальное удовлетворение названных потребностей именно «в браке». [2063] И в этом смысле σωφροσύνη встречается не только у свв. отцов-аскетов, [2064] но и в Св. Писании Нового Завета.
По учению Св. Писания, «целомудрие» представляется возможными и обязательным и в браке, раз о женщине, напр., говорится, что она «спасется через чадородие, если пребудет в вере, и любви, и в святости с целомудрием» (μετὰ σωφροσύνης), [2065] а от епископа, который может быть «одной жены муж», «хорошо управляющий домом своим», детей содержащий в послушании «со всякой честностью», — требуется, чтобы он, вместе с этим, был «целомудрен» (σώφρων). [2066] Таким образом, по смыслу христианского учения, «целомудрие» вовсе не исключается брачным состоянием и вполне совместимо с «деторождением», — следовательно, и с половым актом.
2057
Cp.
2062
Σώφρων ἐστὶν, ὅστις οὐκ ἐν τῷ κόπῳ, καὶ τῷ καιρῷ τῆς πάλης καὶ τοῦ ἀγῶνος λέγων, ὅτι παύονται ἐξ αὐτοῦ οἱ αἰσχροὶ λογισμοὶ, ἀλλ’ ὃς τῇ ἀληθείᾳ τῆς καρδίας αὐτοῦ σωφρονίζει τὴν θεωρίαν τῆς διανοίας αὐτοῦ τοῦ μὴ ἀτενίσαι ἀναιδῶς τοῖς ἀκολάστοις λογισμοῖς.