Все эти рассуждения Соловьева разбиваются одним выразительным замечанием Апостола: «каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе», [2038] т. е. один получил от Бога дар к брачной жизни, другой – к безбрачной. Точно также и в словах Спасителя, которые приводит Соловьев: «кто может вместить, да вместит», [2039] содержится мысль об обязательности безбрачия только и именно для тех лиц, которые получили в тому особенную способность и предрасположение. Что особенно примечательно, приведенные слова предваряются у Христа подтверждением райского закона относительно брачного сожития, как нормального и обычного для человека порядка, по отношению к которому лица, способные к безбрачию, являются редким, хотя, в некотором отношении, и счастливым исключением. Как же можно после этого утверждать, что брачное сожитие не есть физический и нравственный закон для человека вообще? Исключение из закона – употребляем стереотипную фразу, – только подтверждают общее правило.
Проповедь нравственного обязательства всеобщего безбрачия, учение о естественно-физической стороне брака, как о нравственном зле – решительно бесполезны. Сам автор сознается, что «проповедь полового воздержания, хотя бы самая энергичная и успешная (?) не может преждевременно прекратить физическое (?) размножение человеческой породы и привести ее к гибели». [2040] Одно это предположение он считает нелепостью.
Человек, служа делу продолжения поколений, не благоприятствует закону смерти, а, напротив, его ограничивает и ослабляет, не позволяет этому закону восторжествовать окончательно над родом человеческим «Не быть вымещающим» он еще может, но не быть «вымещаемым» – это не от него зависит. По Соловьеву, рождение внуков будто бы указывает на то, что для дедов не остается на земле места и напоминает, что им пора удалиться в вечный покой смерти. Однако, это несправедливо. Само по себе существование хотя бы и многочисленного потомства и во многих поколениях еще не выражает и не вызывает необходимости для предка считать себя лишним, отжившим, ненужным. Вспомним долголетие патриархов, видевших с чувствами радости и удовлетворения свое многочисленное потомство. Еще невинному и безгрешному человеку, предназначенному для бессмертия, дана была заповедь размножаться и наполнять землю.
С другой стороны, не гармонируют с положениями В. С. Соловьева и те в высшей степени любвеобильные, сердечные отношения, которые существуют обычно между дедами и внуками, немыслимые при той как бы конкуренции между ними, которая предполагается у нашего философа.
Что касается отношения этики г. Соловьева к функции питания, то здесь мы видим признание необходимости поста, но не христианского, а вегетарианского. Автор решительно и безусловно восстает против употребления «мясной пищи» на том, главным образом, основании, что мясо, полнее и легче претворяясь в кровь, быстро повышает энергию плотской жизни. Но здесь мы вправе спросить автора: почему повышает энергию непременно и всегда плотской, а не телесной только жизни. Сам автор принципиально решительно разграничивает понятие о «плотском» и «телесном». Первое означает по нему только известное (нравственно дурное) направление душевной и телесной жизни, поскольку животность, т. е. низшая, чувственно-эгоистические влечения и стремление человека подавляют высшие и идеальные стороны и потребности его природы. Почему же «телесная» крепость ведет непременно к преобладанию «плотской» жизни над духовной? Разве человек с крепкой волей не может владеть своей материальной природой и пользоваться ее здоровьем и силой для осуществления и проявления во внешней действительности идеальной стороны своего существа? Говоря об употреблении вина, Соловьев сам категорически утверждает, что... «на более высоких ступенях нравственной жизни, которые достигались и в языческом мiре, напр. – Сократом, – энергия организма служит более духовным, чем плотским целям». [2041]