Святоотеческие комментарии этого евангельского повествования вполне подтверждают общий смысл предложенного экзегезиса.
По словам, напр., св. Григория Нисского, «из истории известно, что юноша был богат; думаю, что это был человек, любивший наслаждение житейскими удовольствиями и любостяжательный, ибо сказано, что он опечалился советом отказаться от обладания своим имуществом, и не решился променять его на жизнь вечную». [203]
Василий Великий, в частности, раскрывает ту мысль, что богатый юноша, несомненно, не исполнил евангельской заповеди о любви к ближним, как к самому себе. [204]
В результате получается, что и, так называемые, «советы» являются «заповедями», обязанностями, но не для всех людей и при всяких обстоятельствах, а лишь для некоторых христиан, при наличности известных условий. «Есть обязанности безусловные, которые человек-христианин должен исполнять, кто бы он ни был, и в каких бы обстоятельствах ни находился; и есть условные, обязательные только под известными условиями... Для того, к кому они идут, они имеют силу безусловных, ибо суть не что иное, как ближайшее их приложение к его быту». [205]
Некоторая несогласованность в суждениях еп. Феофана по данному вопросу объясняется хотя не научными, однако в высшей степени почтенными соображениями, пастырской попечительностью о слабых, еще не окрепших христианах, но все же искренне ищущих спасения, «царства небесного». «Если бы все лучшее было непременным законом, куда бы даваться слабым, и кто бы мог не впадать в отчаяние о своем спасении? – Между тем, когда оставляется оно в виде совета, как это утешительно для слабого и робкого духа, и вместе, как воодушевительно для христианина, чувствующего в себе довольно сил!» [206]
И в таких своих рассуждениях еп. Феофан остается вполне верным святоотеческому учению, где также иногда допускается та мысль, что различение «советов» и «заповедей» имеет в виду собственно присутствие среди христиан людей еще не окрепших духом, со слабыми силами, которых строгость и безусловность нравственных требований могла бы смутить и оттолкнуть.
Св. Григорий Богослов, порицая Юлиана за то, что он «принуждает христиан держаться на самой высоте добродетели (ὁ πρὸς τὸ τῆς ἄρετῆς, ἄκρον, συγκλείων χριστιανούς), высказывает ту мысль, что в христианском законе иное предписывается, как необходимое, так что не соблюдающие того подвергаются опасности, – другое требуется не необходимо, а предоставлено свободному произволению, так что соблюдающие его получают честь и награду, а не соблюдающие не навлекают на себя никакою опасности». [207]
В этих словах, по-видимому, может находить себе опору юридическое понимание дела религиозно-нравственного совершенствования. Однако, следующие за приведенным местом слова святителя дают ключ к пониманию вопроса в другом смысле, по сравнению с тем, который может представиться непосредственно. Григорий Богослов, в качестве обоснования своего положения, ссылается на то, что нельзя предписывать законом того, что не всем свойственно. [208] Надобно требовать должного совершенства, но не выступая из пределов свойственного христианам любомудрия и сил человеческих. [209]
Близость приведенного учения Григория Богослова и разобранных рассуждений еп. Феофана не подлежит сомнению и видна при ближайшем их сопоставлении.
Точно выражая вообще основные особенности святоотеческого аскетического мiровоззрения, еп. Феофан в некоторых случаях в своих произведениях не представляет точного анализа важных и центральных аскетических терминов, которые, однако, требуют разъяснения и истолкования, – тем более, что от такого или иного определения, такого или иного понимания их значения берут свое начало различные направления как в теоретическом раскрытии «аскетизма», так и в историческом его осуществлении.
203
204
207
209
Ibid..: ἐν ὅροις δεῖ μένοντας τὴς ἡμετέρας φιλοσοφίας, καὶ τῆς ἀνθρωπίνης δυνάμεως, οὕτως ἀπαιτεῖν καὶ τὸ κατορθούμενον.