Так бы Аська, навсегда наверное и осталась безымянной, если бы не Анька — дочка маминой подруги Ларисы Александровны. Она была уже взрослая — ей было 8 лет. Однажды, играя с Чарликом, она сказала:
— А пусть Чарлик найдет ляльке имя.
Тут все уставились на нее и спросили, как это собака может дать имя человеку или вообще кому-нибудь?
— А очень просто, объяснила Анька, — надо написать на бумажках все имена, которые нравятся, и бросить на пол. Какую бумажку Чарлик возьмет первой, то имя и будет.
Взрослые оторопело смотрели на Аньку и не понимали, почему такое простое решение им раньше не пришло а голову.
Григория Игнатьевича с трудом уговорили поменять Пелагею на Елену, написали четыре желанных имени на четырех бумажках, бросили их на пол и позвали таксу. Чарлик пулей влетел в комнату, схватил первую попавшуюся записку и с ней куда-то исчез. Все кинулись ловить Чарлика. Анька, деловито собрав оставшиеся бумажки, пошла за взрослыми. Вся семья ловила Чарли, а он забился в свой любимый угол под диван и рвал на куски свою добычу.
— Все пропало, — прошептала Людмила Ивановна, сев на пол, — придется начинать сначала. Этот волкодав все сожрал.
— Это не волкодав, а такса, — заметила Анька, — а все имена здесь. Какого имени не будет — то и съел Чарлик.
Все опять вытаращились на Анька.
— Это не ребенок, а депутат Государственной думы, — сказала Эмма Григорьевна, забирая у нее записки.
— Ася! — радостно воскликнула она, прочитав бумажки — Чарлик слопал Аську!
Так Аська стала Аськой.
Спокойной ночи, малыши!
За обедом Аську уже стали сажать за общий стол. С розовым “слюнявчиком” на шее она важно восседала, болтая ногами, на своем высоком стульчике, неизменно держа в левой руке салфетку Проглотив очередную порцию каши, она тут же вытирала этой салфеткой пухлый ротик. Этому ритуалу Аська не изменяла никогда.
Однажды за обедом Эмма Григорьевна, запихнув Аське в рот очередную порцию пюре, случайно столкнула на пол нож, лежащий на столе. Аська вытерла ротик, уставилась на упавший нож и, ткнув в него пальчиком, невозмутимо объявила:
— Нозь упа.
Мама от неожиданности сунула ложку с Аськиным пюре себе в рот. Папа, уронил на пол сахарную кость, которую он всегда грыз пополам с Чарликом. Дедушкины очки упали в тарелку, а из бабушкиного половника, который она держала в руках, на скатерть лился суп.
— Она что-то сказала?! — очнулся первым папа Петр Аркадьевич.
— Кажется там фигурировал нос, — ответил дедушка.
— Эмма, она что умеет говорить?! — прошептала бабушка.
— Она сказала, что нож упал, — хлопая глазами, пробормотала мама.
— Но ей всего 9 месяцев! — схватился за голову папа. — В таком возрасте ребенок не может говорить предложениями!.
— Как видишь, может, — заметил Григорий Игнатьевич, доставая очки из тарелки с супом.
— Петя, а Гриша прав, почему не может? Так иногда бывает… Ну, это… раннее развитие… — пыталась объяснять Людмила Ивановна, которая уже пришла в себя.
— А я думаю, что у нее просто не было повода вступать с вами в разговоры, — опять вмешался дедушка.
Эмма Григорьевна стала тормошить Аську:
— Асенька, киска, что ты сказала? Повтори, пожалуйста, что ты сказала. Мамочка тебя очень просит. Ну, пожалуйста!
Аська посмотрела на нее своими глазками-вишенками и вдруг выпалила:
— Неть.
— Как это “неть”, ты не хочешь говорить? Ты что, не будешь говорить? — спросил Петр Аркадьевич. И тут Аська сразила всех наповал. Она взяла со стола бутылку с соской и прежде, чем сунуть ее себе в рот спокойно заявила:
— Не будесь.
К двум годам Аська могла целый день трещать без умолку и всем давать ценные советы. Сидя на своем стульчике на кухне она торжественно объявляла:
— Бабуя, сецясь ты меня покойми.
— Асенька, но тебя же я собиралась кормить, — удивлялась мама.
— Неть, мамоцька, ты юководи пьяцессом.
Как-то Эмма Григорьевна играла на пианино. Вдруг из соседней комнаты раздался Аськин вопль:
— Мама, сейцьсь зе пеестань игять — ты мне месяесь яботать!
От Аськи можно было ожидать чего угодно, поэтому все сразу кинулись к ней в комнату посмотреть на ее “работу” и остолбенели. Воткнув в ушки концы трубки, которой бабушка слушала сердце у больных детей, и ухватив Чарлика за хвост, Аська пыталась приставить другой конец этой трубки к чарликиному брюху. Пес жалобно скулил и тщетно пытался вырваться из рук “доктора”, а Аська приговаривала:
— Бойной, вам надо сдеять опеяцию и укой.