Не менее важной заботой был подбор отряда. Желающих было много. Все знали, что флотилия отправляется па почётное дело - грабёж чужих стран, значит, вернётся с богатой добычей, которая обеспечит безбедную жизнь на длительное время. Поэтому бросали ремесло, соху, плуг, кузницу, брали меч и щит и направлялись к Диру и Аскольду. Те критически оценивали физические возможности, военный опыт, возраст каждого и многих отправляли обратно: им нужны были абсолютно надёжные воины. Князья готовились к набегу серьёзно и основательно.
Наконец, воины подобраны, продукты погружены, снасти проверены, и рано утром 12 лыпеня (12 июля) 866года, вдень Снопа-Велеса флотилия отправилась по Днепру. Это было величественное зрелище: ладьи текли и текли по тихой глади воды, скрываясь за поворотом. На берегу их провожало почти всё население Киева. У кого уплывали родные и близкие, а кто-то пришёл просто поглазеть на уходящее в далёкий поход воинство. На холмах были зажжены жертвенные костры, их дым поднимался в небо, к богу Перуну, чтобы он даровал победу воинству русов.
До порогов плавание было спокойным, со свежими силами воины гребли охотно и споро. На шестой день приблизились к порогам. Дир дал дружине отдохнуть, сытно покормил. Наутро начался переход через пороги. Весла были убраны, воины взяли длинные шесты, чтобы при необходимости отталкиваться от камней.
Пороги проходили в один ряд, ладья за ладьёй. Течение неслось бешеное, успевай увёртываться от валунов. Однако четвёртый порог - Ненасыть - пришлось обходить сушей. Ладьи освободили от грузов, под них подкладывали катки и по ним катили флотилию без малого шесть тысяч шагов. Последние три порога считались самыми лёгкими, их проплыли без особых затруднений.
Миновав главную преграду, флотилия пристала к острову Хортица, на котором рос священный дуб. Возле него путники приносили традиционные жертвы богам.
В устье Днепра, в узких протоках, среди многочисленных иловых островов, заросших камышом, кустарником и раскидистыми деревьями, сделали остановку, чтобы произвести последние приготовления к выходу в море. Вода здесь кишела рыбой. Ловили самыми различными снастями. Вскоре в вечернем воздухе повеяло одуряющим запахом ухи.
Утром отплыли. Через пару часов в борт стали ударять волны. Корабли вышли в море. Сменились гребцы. Аскольд поднялся на нос судна, присел. Вот оно - море… Огромное, ленивое и мощное. Ходили неторопливые серые волны. Нос судна то высоко поднимался над краем неба, то плюхался в воду, от него кидались в стороны светло-зелёные валы, разлетались по ветру мириады солёных брызг. Совсем недалеко, приближая край неба, отвесно спускалась в море чёрная туча и, казалось, за ней, где-то совсем близко - царство Повелителя Тьмы Чернобога и его супруги - богини смерти Морены… А справа стелились по воде низкие берега, глинистые, пустынные. Там обитает Святовид, одушевляющий весь мир, несущий в него свет и жизнь…
Возле болгарских берегов флотилию накрыл непроницаемый туман. Море исчезло. Вокруг - белая пелена, судно плыло, словно в молоке. Появится какое-то размытое пятно, наверно, ладья, и тотчас растает, словно призрак. И - тишина, абсолютная тишина, давящая на уши.
- У нас такой случай был, - нарушил молчание Дагуз, родом с ободритского побережья Балтийского моря. - Рыбачили мы недалеко от берега. Туман на нас навалился. Внезапно, ранним утром. А надо сети тащить. Сняли, выбираем. И как-то неловко повернулся мой сосед, тёзка мой, тоже Дагузом звали. И - бултых в море! Ну, мы пока туда-сюда, а течение нашу лодку тащит и тащит. Слышим, слева кричит наш товарищ. Но что сделаешь? Сеть не даст повернуть на звук. Надо её сначала вытащить, а уж потом можно грести. Вытащили. Взялись за весла. Гребём на голос. Вот он, наш товарищ, кажется, совсем рядом, а потом вдруг сзади крик раздаётся. Мы - туда. А он - слева. Мы поворачиваем налево, а он совсем с другой стороны кричит… Так мы крутились, крутились часа два, никакого толку. Не можем выйти на Дагуза… А потом он затих. Глубокой осенью это было, вода холодная, замёрз человек.
- Так и не спасли? - не поверил кто-то из гребцов.
- Пропал рыбак. Жену, двоих детей оставил…
- Вы бы остановились, прислушались, - посоветовал кто-то, как будто ещё можно было что-то поправить.
- И стояли, и слушали. Туман - это такая коварная стихия: человек кричит здесь, а звук слышится совсем из другого места.
- Это Стрибога проделки, - уверенно сказал гребец, что сидел сзади Поветки. - Вы, наверно, забыли ему жертву перед выходом в море принести.
- У нас это строго соблюдается. Мимо жертвенного камня проходим и дважды кланяемся Стрибогу дарами: когда в море идём и когда возвращаемся.
- Тогда, значит, молитву не прочитали. Я каждое утро повторяю: «На востоке, на восточной стороне, есть Окиян-море. На том Окиян-море лежит колода дубовая, на той на колоде, на той на дубовой сидит Страх-Рах. Я тому Страху-Раху покорюсь и помолюсь: «Создай мне, Страх-Рах, семьдесят семь ветров, семьдесят семь вихорев; ветер полуденный, ветер полуночный, ветер суходушный, которые леса сушили, крошили тёмные леса, зелёные травы, быстрые реки; и так бы сушились, крушились обо мне, Повстроке, рабе».
- Ты не забывай каждое утро эту молитву читать, - наставительно проговорил Дагуз. - А может, и по три раза в день. С морем шутки плохи. Пособи нам, Стрибог!
Миновали Болгарию. Флотилия повернула на восток и пошла вдоль фракийских берегов. Настроение повысилось: скоро Царьград, повеселимся вволю! И море радовало: сверкало тысячами солнц, резало глаза. Было тихо-тихо. Пролетит чайка, коснётся лапками гладкой поверхности, и по воде разбегаются ровные круги. И всем хорошо и спокойно на душе: лёг бы на скамейку и задремал, наслаждаясь тишиной и солнечным теплом! Но нельзя, надо треста. И ещё как грести! Работать за силу ветра, который как раз и отдыхает.
К вечеру набежали тучки, задул встречный ветер. Волны били в нос судна, рассыпались на мельчайшие брызги, поливали гребцов. Они сутулились, вбирали головы в плечи, стараясь защититься от крутящейся в воздухе водной пыли. Иногда выкрикивали:
- Вот хлещет!
- И баня не нужна…
- Почище всякой бани!
К Дагусу подошёл Дир, прикрывая ухо от солёных брызг.
- Буря надвигается. Что делать будем, рыбак?
- Надо убегать в бухту и переждать шторм.
- Не вижу никакой бухты. Берег ровный, обрывистый. Кинет на него ветром суда, разобьются разом!
- Тогда - в море. Становиться носом на волну и штормоваться. Авось не такая сильная буря, пронесёт.
Дир кивнул головой, дал команду по флотилии держаться мористее.
Между тем ветер усиливался. Серые волны с белыми гребешками свирепо кидались на судно, с треском резали бруствер и скрывались за кормой. Судно клонило то в одну, то в другую сторону.
И вдруг всё переменилось. В небесах вой ветра сменился зловещим рёвом; одновременно сверкали десятки молний, гром слился в беспрерывный грохот, от него закладывало уши. Ливень встал сплошной водяной стеной, небо и море слились в единый крутящийся, воющий хаос. На борт бросались огромные, светло-зелёные, с пенистыми гребешками волны, от солёной пыли стало невозможно дышать. Ходили по морю огромные водяные холмы; когда судно опускалось с одного из них и носом зарывалось в кипящую воду, казалось, что следующий вал накроет и проглотит жалкую посудину. Раздавался грохот, судно вздрагивало, со свистом летела масса брызг, вдоль борта с пеной и барашками стремительно неслась очередная волна, а судно медленно взбиралось на новый водяной холм.
- Вали мачту-у-у! - прокричал Дагуз. Теперь слушались только его, даже Дир беспрекословно выполнял все распоряжения.
Мачту выбросили за борт.
- Все на весла! По четверо-шестеро! Остальные - черпать воду! И живее, иначе затопит! Князь и Поветка, за мной на кормовое весло!
Сколько продолжалось это буйство стихии, никто не знал. Наконец ветер стал стихать, унеслись тучи, выглянуло солнце, море смирилось; только ходили пологие волны, раскачивая судно. Все сидели, обессиленные и опустошённые.