- Я думаю по-другому. Она станет ещё крепче, если мы некоторое время побудем друг без друга, соскучимся, стоскуемся. Получится так, будто мы только что влюбились!
- А вдруг охладеем в своих чувствах?
- Тогда, значит, никогда по-настоящему не любили. Знаешь поговорку: при ураганном ветре маленький костёр гаснет, а большой только ярче разгорается.
- Всё равно меня твоя поездка не устраивает.
- Тебе хотелось, чтобы я нарожала тебе кучу детишек и в их окружении, пузатая новым чадом, постоянно вращалась вокруг тебя?
- Но все так живут! Оглянись, разве женятся для того, чтобы тут же разъехаться в разные стороны?
- Другие - да. Но я - не другая. Я - это я!
- Ну как хочешь. Раз решила, уезжай. Обойдусь без тебя.
- Обходись, коли нравится.
Они разошлись по разным светлицам. Он ждал, что Живана одумается, придёт к нему первой, но она не являлась. Тогда он не выдержал, пошёл сам. Она лежала в кровати, отсутствующим взглядом смотрела в окно. Дир присел рядом, погладил её по плечу.
- Ну что, мир?
Она не шевельнулась.
- Ну полно сердиться. Я не могу без тебя. Я уже чувствую себя одиноким и несчастным.
Она оторвалась от окна, посмотрела на него долгим, внимательным и строгим взглядом, ответила:
- А в Болгарию я всё-таки поеду.
- Хорошо, хорошо, - тотчас согласился он. - В конце концов вернёшься. А сейчас собирайся. Я пригласил боярина Ждана. Немного развлечёмся за пиршеством, а то совсем зачахли во дворце.
- Хорошо. Буду одеваться.
Она встала, начала прикидывать, в чём появиться перед гостями, а мысли текли совсем в другом направлении. Она сама себе удивлялась, что не пошла на мировую первой. Случилась размолвка, вроде пустяк, но она открыла в отношениях с Диром совершенно неожиданную для себя истину: он для неё ничего не значит. Вроде увлеклась на первых порах, думала даже, что влюбилась. Может, сказалось то, что долго болел муж и она стосковалась по мужской ласке, может, подействовало умение Дира очаровывать женское сословие, может, и то и другое вместе.
Но только после первой же размолвки почувствовала, что он стал для неё чужим. Её уже не могли прельстить его различные приёмы обольщения, они годились для молоденьких девушек. За ними она видела чёрствого и равнодушного человека, крайне самолюбивого и самовлюблённого, и это коробило и отталкивало её от него. Она вздохнула и пошла на пиршество.
Через неделю Живана выехала в Болгарию. Вместе с ней по длинной степной дороге тянулись ещё с полтора десятка крытых телег. Впереди были сотни вёрст нелёгкого пути, когда будут поливать дожди и трепать сильные ветры, начнутся бесконечные ночёвки под открытым небом, приготовление пищи на костре, а чаще всего еда всухомятку - всё будет, нелёгкое, изматывающее… А сердце её ликовало: она снова на свободе, снова в своей стихии, снова среди дружного братства купцов, которое соединяло крепкое товарищество!
Возле Днестра налетели конники, закружились вокруг каравана.
- Кто такие? Откуда и куда едете?
- Мы русские купцы. Едем из Киева в Болгарию. А вы случаем не уличи будете? - спрашивал старший купец.
- Они самые. Завёртывайте в столицу. Сначала предложите товары нашему племени.
Столица уличей городок Пересечен располагалась в степи. Небольшие мазанки с четырёхскатными крышами, сады и огороды с буйной растительностью, частые колодцы с длинными журавлями, на которых висели ведра, голопузые ребятишки на улицах. Посреди городка - княжеский дворец, перед ним - площадь, где собиралось вече и производилась торговля. Купцы въехали на неё, развернули свой товар. Живана предлагала тонкие и цветастые ткани из Византии, льняные из Новгорода и Руси.
Толпились вокруг них в основном женщины, охотно покупали. К телеге нехотя привалился мужчина лет тридцати, чернявый, из-под островерхой вязаной шапочки выбивался кудрявый чуб, глаза шальные, рот на улыбочке. Ткнул толстым пальцем с крепким ногтём в тюк шелка:
- Сколько стоит?
Живана назвала цену.
- А хозяйка?
Она схватила первую подвернувшуюся тряпку, хлестнула его по спине.
- Пошёл вон, охальник!
Он улыбнулся, показав ряд белых зубов, вразвалку направился к княжескому терему. Она проводила его долгим взглядом.
Вечером, когда собрала и укладывала свой товар, он появился снова. С ленивой улыбкой наблюдал за её движениями, спросил нехотя:
- Помочь?
Она промолчала, сердито насупив брови. Он оперся локтями о край телеги, сказал грудным голосом:
- Влюбился я в тебя, красавица. Как увидел давеча, места себе не могу найти.
- Что, жена прогнала? С соседкой застукала? Теперь ко мне явился, чтобы пожалела? Уходи прочь, видала я за свою жизнь таких бойких!
- Нету меня жены. Пять лет назад напали венгры, всех порешили: и жену, и детей. А сам я княжеский сын, зовут меня Жихарем. И подошёл я к тебе с серьёзными намерениями. Я говорю правду: влюбился в тебя. Полдня ходил сам не свой, думал избавиться от напасти, но ничего не могу с собой поделать. Вот вернулся, кладу голову на плаху. Казни или милуй!
Живана как стояла, так и села, смотрела на него во все глаза. С первого взгляда тронул он чем-то её сердце, а сейчас от его слов сладко заныло в груди и легонько закружилась голова.
Ответила:
- Замужем я.
Он помолчал, спросил, искоса наблюдая за выражением её лица:
- Детишки есть?
- Нет. Месяц назад свадьбу сыграли.
- И чего же… медовый месяц, а сбежала?
- Да вот, как-то так.
Он сунул конец соломинки в рот, пожевал, выкинул. Спросил:
- Может, ночку встретим вместе? Я буду вести себя прилично.
- Ещё чего не хватало!
Спать она ушла к мужикам. Улёгшись среди мешков с товарами, стала смотреть в звёздное небо. Из головы не выходил красавец с кудрявым чубом. Чувствовала, что за внешней бравадой таится ласковое, нежное и доброе сердце. Поспешила она соединить свою судьбу с Диром. Только сейчас поняла, что не любит его, не хочет возвращения к нему. Когда бы не этот скороспешный брак, не стала раздумывать, пошла с уличским княжичем на край света…
Утром, раскладывая товар, тайно ждала его появления. Он вскоре вышел на крыльцо княжеского дворца. Живана почувствовала, как загорелись щеки. Расхваливая товар очередной покупательнице, краем глаза следила за его приближением. С черными кудрями, в ярко-красной рубахе, он был дьявольски красив! У неё сильно и гулко забилось сердце.
Он подошёл к её телеге, стал наблюдать за ней. Она заметила, что стали мелко-мелко дрожать кончики пальцев, своё волнение старалась скрыть за суетливыми движениями.
Когда женщины разошлись, он подошёл к ней. Лицо его было серьёзным, в глазах боль и тоска.
- Можешь не верить, но всю ночь через тебя не спал, - сказал он глухим голосом, и она поверила сказанному. - Такой уж я человек. Если полюблю, то всем своим существом, без остатка.
- Князь киевский Дир - мой муж, - жалобным голосом произнесла она.
- Там князь, здесь княжич, - ответил он, приблизившись так, что она почувствовала его горячее дыхание на своей щеке. - Там нелюбимый муж, постылая кровать, здесь будут жаркие ночи…
- Говорить ты умеешь…
- Я и любить умею.
- Что, своих девок мало, что ко мне пристал?
- Свои - не такие. Ты - особенная!
Весь день крутился возле её телеги. Вечером сказал:
- Жду на околице, возле деревянного амбара.
Она уложила вещи, долго сидела на тюках, безвольно опустив руки. Его голос звучал в её сердце, кружил голову, она была будто пьяная. Мысли путались, а душа рвалась навстречу тому, кто околдовал её своей дикой красотой, ласковыми словами…
Наконец, вздохнув, она встала, неторопливо направилась к костру, на котором готовился ужин на всё товарищество. Присела возле старшины каравана, Велизара. Сказала тихо:
- Не пускай меня сегодня никуда. Боюсь я самой себя.
- Видел, как княжич увивается вокруг тебя. Не бойся, посторожу. Завтра утром отправляемся в Болгарию.
Уснула только к утру. Слышала, как недалеко раздавались осторожные шаги, но переборола себя, лежала, не шелохнувшись. А утром рано купцы позавтракали, запрягли лошадей и двинулись в путь.