Действительно, крыша избушки была перекрыта, навешана новая дверь. Чаруша разложила удочки. Лески у них были сделаны из конского волоса, лучше не придумать. С трудом они доставались мальчишкам. Надо было подобраться незамеченными сзади к коням, выдернуть из хвоста, а потом увернуться от тяжёлого копыта. Только самые смелые решались на такое.
Она насадила на крючок червя, поплевала, как заправский рыбак, и забросила подальше от берега. Поплавок заплясал на мелкой волне и почти тут же ушёл на глубину. Чаруша резко подсекла, и сердце её радостно забилось: рукой почувствовала, как на леске затрепыхалась пойманная рыба. И точно: на берег она выбросила крупного подлещика. Потом второго, третьего… Видно, подошла к берегу кормиться стайка, ей удалось угодить в самую её середину. Хорошую уху она сегодня сварит для бабушки и своих детишек!
- Славная рыбалка! - сказал за её спиной голос, она обернулась, и её как ледяной водой окатило: возле избушки на корточках сидел тот самый парень. Чаруша вскочила и намерилась бежать к бабушкиному дому, но он встал на тропинке. Сказал спокойно:
- Я ничего плохого тебе не сделаю. Только посижу рядом и посмотрю, как ты рыбачишь. Или давай так я тоже любитель рыбалки. Можно, воспользуюсь второй удочкой?
И, не ожидая её согласия, умело насадил наживу и забросил недалеко от её места. Ему тоже повезло, только попался крупный окунь.
- До чего жадный, - добродушно проговорил он, расправляясь с рыбой, - крючок в самый желудок заглотил.
Она опустилась на брёвнышко, принесённое кем-то из рыбаков, и стала следить за его действиями. Она понимала, что надо уходить, убегать немедленно, но не слушались ноги, не было сил подняться.
- Кстати, мы даже не познакомились, - сказал парень, не поворачиваясь к ней лицом. - Меня зовут Диром, я командую сотней, которая прибыла по просьбе новгородских купцов.
- Как ты меня нашёл? - наконец решилась она спросить.
- Очень просто: видел, как уезжала со двора. Сел на коня и сопроводил до места назначения, то есть прямо на берег Ильменского озера. Не беспокойся, надоедать не стану. Я привык к кочевой жизни, мне достаточно этой развалюхи, чтобы быть вполне устроенным с жильём.
«Ничего особенного не случится, если я посижу рядом и посмотрю, как он будет рыбачить, - успокаивала она себя. - Тем более что он даже не пытается приблизиться ко мне».
Между тем, на берегу трепыхалось уже достаточно много пойманных рыбин, и Дир предложил:
- Давай сварим уху. Признаюсь, сегодня я ещё не обедал.
Она согласилась. Принесла из рыбацкой избушки котелок, сходила в бабушкин дом за пшеном, солью, хлебом. Он в это время наносил сушняка, разжёг костёр. Делал всё это спокойно, сосредоточенно, деловито, не позволил ни одного движения, которое насторожило бы её. «Он и на пиру был очень серьёзным, - вспомнила она, краешком глаза наблюдая за всеми его движениями. - Меньше всех пил, мало разговаривал. Самостоятельный мужчина».
Уха получилась отменной. Она показалась такой вкусной, что они дважды подливали себе добавки. А напоследок выпили по кружке кипятка, заваренного на смородинных листьях.
- Я ночую в рыбацкой избушке, - скромно сказал он. - Я видел там топчан, кое-какую одежонку, мне этого достаточно.
- Комары заедят, Они уже сейчас там угнездились по углам, а ночью полезут в щели. Такая напасть надоедливая…
- Как-нибудь переживём, - ответил он беспечно, и ей понравилась его неприхотливость, умение довольствоваться тем, что есть.
Она сказала:
- Комаров я сейчас выгоню. А потом поплотнее прикроешь дверь, щели затычешь тряпьём, и ночью они тебя не достанут.
- И как же будешь выгонять? Как мух, пучком веток?
- Нет. Есть другой способ, более действенный.
Чаруша нанесла в избушку угли, кинула сухих веток и, когда костёр разгорелся, бросила на него сырую траву. Повалил густой белый дым, и было видно, как в нём, покачиваясь на крылышках, летело бесчисленное множество насекомых. Это было забавное зрелище, и они, стоя рядом, с улыбкой наблюдали за ними. Когда дым вышел, Дир защитил внутренность избушки от кровососов так, как советовала Чаруша.
- Ну, мне пора, - сказала она, когда дело было закончено. - Заберу котелок с ухой. Там, наверно, бабушка с деточками моими заждались, ужинать им пора.
Она думала, что Дир станет уговаривать её остаться на некоторое время, но он тотчас согласился:
- Да, да, конечно.
Он взял котелок, и они тронулись по тропинке к дому. Шли, слегка касаясь друг друга, и ей были приятны эти прикосновения. Он замедлил шаги, и она как-то сама собой подчинилась ему. Тогда он встал на её пути, опустил котелок на землю и одной рукой нежно привлёк её к себе. Чаруша почувствовала, как никогда не испытанное блаженство разлилось по её телу, и она закрыла глаза. Тогда он приподнял её подбородок и поцеловал в губы. Охваченная небывалым упоением, она ухватилась за его крепкие руки, только теперь осознав, что такое сладость поцелуя, о чём говорили её подруги и чего она никогда не испытывала со своим мужем. Дир осторожно гладил её по волосам, и Чаруша поняла эту ласку, что теперь она ему самая дорогая женщина на свете. И от всего этого в её душе нарастал неудержимый восторг. Потрясённая наслаждением, она тихонько застонала и ещё теснее прижалась к нему…
Через какие-то мгновения, которые ей показались вечностью, она сказала задыхающимся голосом:
- Жди меня в избушке. Я только уложу детишек и приду…
III
Целых три дня продолжалась эта жизнь, похожая на наваждение. Днями они гуляли по окрестностям, катались на лодке, ночью их ждала рыбацкая избушка. Детей она оставляла на попечение бабушки, которая в свои девяносто лет не видела дальше своих рук и, как думала Чаруша, не догадывалась о её любовных похождениях.
Но на третий день в обед она вдруг сказала:
- Не слишком ли, внученька, рискуешь, встречаясь с этим человеком?
Чаруша чуть не поперхнулась едой, уставилась на неё изумлённым взглядом.
- О ком ты, бабушка, говоришь? - как можно более невинным голосом спросила она.
- О нём, о нём, голубушка, - ответила та, жуя творожок беззубым ртом. - Ты думаешь, я не догадываюсь, куда ты шастаешь и днями и ночами?
- Мне так приятно пройтись по местам своего детства, - начала было она, но старуха прервала её:
- Он молодой и ты молодая, я понимаю. Хоть твой муж, хоть я - чего с нас возьмёшь? - и она зашлась старческим смехом.
- Да что ты, бабушка, он порядочный человек…
Она вдруг посерьёзнела и сказала наставительным голосом:
- У Колояра кругом свои глаза и уши. Уезжала бы ты, внученька, в Новгород, да побыстрее. Вот мой тебе совет.
Чаруша потупилась, долго молчала, потом ответила тихо:
- Не могу. Не в силах я…
На четвёртый день, вымыв полы, Чаруша выносила ведро. Остановилась, вытирая пот со лба, стала смотреть на дорогу. Вдали ехало пятеро конных. Двигались по главной дороге. «Интересно, что их занесло в наши края?» - подумала она. Уже собиралась возвратиться в избу, как вдруг заметила, что те повернули на тропинку, ведшую в их усадьбу. У неё упало сердце: в одном из них она узнала охранника своего мужа. Не медля ни мгновения, опрометью бросилась к рыбацкой избушке, крича:
- Дир! Дир! Спасайся, Дир! Уезжай быстрее!
Дир сидел на берегу, нежился на солнце. Услышав голос Чаруши, быстро вскочил, увидел всадников и всё понял. Молниеносно нырнул в рыбацкую избушку, выскочил, держа в руках меч.
Чаруша подбежала к нему, стала умолять:
- Садись на коня, скачи скорее! Они убьют тебя!
Голубые глаза его вдруг сузились и потемнели, тонкие губы превратились в узкую полоску, лепестки носа хищно затрепетали. Он молча отстранил Чарушу и двинулся навстречу охранникам.
Всадники подъехали к дому и направились к Диру. Старший из них, пожилой бородатый воин, прокричал на ходу: