– Хорошо, хорошо; доложу генералу, какъ только онъ воротится.
Въ дверяхъ залы мелькнуло что-то и изчезло за захлопнутой дверью.
– Генералъ? сказалъ въ полголоса Софьинъ. Кто здѣсь квартируетъ? спросилъ онъ салопницу, не видя никого изъ прислуги.
– Генералъ, батюшка.
– А не Предсѣдатель? сказалъ онъ тише, поворачивая къ дверямъ.
– Можетъ, и засѣдатель, только чинъ-то на немъ, видишь, генеральскій.
Софьинъ остановился въ недоумѣніи, держась за ручку двери.
Вошелъ лакей.
– Кто здѣсь квартируетъ? спросилъ Софьинъ.
– Штатскій Совѣтникъ Небѣда-съ.
– Можно его видѣть?
– Барина дома нѣтъ-съ, а барыня принимаютъ. Какъ прикажите доложить?
Сказавъ что нужно, Софьинъ остался съ салопницей.
– Взгляньте окомъ состраданія, начала она, на Творца всемогущаго и воздвигните сердце.
– Что вамъ отъ меня угодно?
– Единственно милосердіемъ высокоименитыхъ благотворителей.
Салопница замолчала, примѣтивъ, что Софьинъ доставалъ портъ-моне.
– Вдова, опять заговорила она: капитаньша, трое дѣтей, братъ слѣпой, сестра хромая, безъ крова и пристаница.
Она заморгала глазами, стараясь выжать изъ нихъ привычную слезу.
Софьинъ протянулъ къ ней руку съ какой-то мелкой монетой.
– Ахъ, батюшка! заговорила салопница, принявъ однакожь деньги. Что это вы? Развѣ я нищая? Ошибаетесь, молодецъ! Я благородная, вдова, капитаньша, у генераловъ бываю; меня и губернаторъ знаетъ.
– Чтожь вамъ угодно отъ меня?
– Пожалуйте-съ! сказалъ лакей, отворяя обѣ половинки дверей въ залу.
Софьинъ сбросилъ съ себя шинель и сдѣлалъ шагъ къ дверямъ.
– Позвольте, позвольте, батюшка, – сказала салопница, заступая дорогу: взгляньте окомъ состраданія на Творца…
Софьинъ взглянулъ на лакея, который, къ счастію, быль не глупъ и понялъ его взглядъ.
– Ну, подижь, поди! сказалъ онъ, оттѣсняя салопницу
Софьинъ прошелъ въ залу.
– Эхъ, ты пани на всѣ сани! говорилъ лакей, оставшись съ салопницей. А ложку зачѣмъ стянула у Ивановыхъ?
– Ахъ, ты мерзавецъ, невѣжа этакій! какъ ты осмѣливаешься….
– Ну, не пыли жь, не пыли. Вѣдь вытрусили! Будто я не знаю!
– Мужикъ необразованный! постой же, нечто я не скажу генералу…
– Тутъ тебѣ никакого нѣтъ генерала. А ты проваливай, вотъ что!
– На зложь вотъ тебѣ, не пойду, да и знай!
И однакожь сдѣлала шагъ къ дверямъ.
– У меня пойдешь! сказалъ лакей какимъ-то рѣшительнымъ топомъ, отворяя дверь прихожей.
– Ну, и пойду, конечно, пойду! Не съ тобой же хамомъ мнѣ заниматься.
– Благородная! Всякая шваль тудажь лѣзетъ въ благородные! говорилъ лакей, затворяя дверь за салопницей, которая еще что-то бормотала, спускаясь въ лѣстницы.
Въ залѣ, которою проходилъ Софьинъ, замѣтна была немалая претензія на роскошь. Занавѣси и портьеры были изъ тяжелаго штофа, но довольно подержанныя и какъ видно совершившія, кромѣ оффиціальнаго путешествія изъ столицы въ провинцію, нѣсколько другихъ переходовъ по нисходящей линіи. Въ одномъ углу прислонена была этажерка, уставленная фарфоровыми и бронзовыми бездѣлушками, въ другомъ стояло фортепьяно, покрытое чехломъ; въ простѣнкахъ между оконъ висѣли большія зеркала и массивная люстра обременена была нѣсколькими десятками свѣчей, что однакожь мало гармонировало съ величиной залы; старыя кресла и стулья недружелюбно поглядывали на своихъ собратій, недавно прибывшихъ изъ мебельнаго магазина и еще сохранявшихъ запахъ свѣжаго дерева. На стѣнахъ висѣло нѣсколько эстамповъ превосходной работы, и рядомъ съ ними прескверно вышитая гарусомъ какая-то картина.
Въ залѣ никого не было.
Софьинъ прошелъ въ гостиную. Тамъ на диванѣ, принявъ заранѣе обдуманную позу, сидѣла знакомая намъ барыня, Соломонида Егоровна Небѣда. Рука ея была небрежно брошена на бархатную подушку; богатое шелковое платье охватывало ея плотный бюстъ, рельефно обрисовывая всѣ его округлости; легенькій чепчикъ едва касался волосъ, взбитыхъ à la помпадуръ; массивный браслетъ втиснулся въ ея мясистую руку и заставлялъ подозрѣвать, что это украшеніе, перенятое нашими львицами у дикихъ, не безъ значительной боли обходилось дебелой щеголихѣ.
На вѣжливый поклонъ Софьина Соломонида Егоровна граціозно покачнулась всемъ корпусомъ и показавъ рукой на кресло, проговорила самымъ мягкимъ и какбы болѣзненнымъ голосомъ:
– Prénez place, мусье Софьинъ.
– Извините, что я такъ замедлилъ засвидѣтельствовать…
– Mieux tard, que jamais, сказала Соломонида Егоровна, очень кстати перебивъ глупо-оффиціальное начало этикетнаго визита: признаться, мы еще не устроились, какъ слѣдуетъ. Только какой ужасный вашъ городъ! Нигдѣ нельзя достать порядочной мебели.