Раньше мы говорили об этом. Очень быстро стало ясно, что фокус работает только в том случае, когда клиент не знает подлинную цель. Катализатором искупления остается страх.
– Я держала его на руках и боялась выпустить, – бормочет Мери.
На ее лице печать скорби и замешательства. Весь ее опыт говорит о том, что в комнате, куда она попала, должны происходить ужасные вещи. Она оборачивается ко мне и спрашивает:
– Мне можно продолжать?
Подлинная ирония моих действий заключается в том, что я не использую наказание, и тем самым наказываю ее. Она – самостоятельная личность и прекрасно справляется с бичеванием, терзая душу сомнениями и раскаянием. Возможно, таким образом, снова и снова напоминая себе о Лаффи, она надеялась попасть в райские врата. Увы, туда попадают только те, у кого не рождался Лаффи.
– Он был странным, – говорит она, не дождавшись моего ответа.
На этом суде она прокурор, адвокат, присяжные, пресса, безутешные родственники, обвиняемый и жертва. Судьей остаюсь я.
– Его тяжело было кормить, – голос ее падает на дно пропасти, она надолго замолкает и начинает рыдать.
Слезы – то, к чему привыкаешь быстрее всего. Я научился делать это еще при жизни. Слезы соленые, как кровь, но недостаточно густые. Пить их бесполезно, а смотреть на то, как они коробят чужие лица, бывает даже забавно.
– Он даже не научился ходить! – восклицает она. – Мой ангелок!
Называйте демоном любого из нас, вы будете правы. Я стою возле бульдозера, который исповедуется мне в детоубийстве. Обычный рабочий день. Моя задача сводится к тому, чтобы стереть воспоминания Мери, превратить ее в болванку, в пустой сосуд, подготовить к далекому путешествию. Я люблю свою работу, благодаря ней в мире становится на одну Мери меньше.
***
Некоторых из нас вызов к начальству пугает сильней перспективы очутиться наедине с ангелочками. Старую добрую битву легко предпочесть тупому осознанию собственной никчемности. Вы когда-нибудь говорили с дьяволом? На полном серьезе, я спрашиваю вас об этом, потому что у вас была тысяча возможностей, если вам исполнилось хотя бы десять. К десяти годам дьявол становится неотъемлемой частью вашей жизни.
Вы уже умеете врать, вы делите мир на своих и чужих, в полной мере вы разделяете коллективную ненависть к любому пустяку, вас завораживают казни, убийства, смерть. Вас уже можно устраивать на полставки ко мне в помощники.
Конечно, никто не отдает себе отчета. Вы продолжаете жить, понимая, что ваш единственный способ не сойти с ума – двигаться дальше. В точности также думаем мы. Наш диалог с дьяволом однажды привел к тому, что мы оказались здесь. В тихом местечке, куда попадает рано или поздно около восьмидесяти процентов смертных. Сухая статистика, ничего больше. Я не делаю выводы, это не моя работа, таким занимается отдел маркетинга.
Когда вас вызывает к себе начальник, вы, возможно, испытываете легкое беспокойство. Тревогу за свое будущее. Вас могут уволить, лишить премии, сделать выговор. В точности тоже самое может произойти со мной. Чего я боюсь больше? Пожалуй, увольнения. Вернуться к смертным, выполнять грязную работу с чужими телами, быть подкаблучником какого-нибудь князя или княгини. Я бы выбрал выговор, будь моя воля. Вы тоже?
– Асмодеус, пятый, подойди ближе, – говорит он.
С большой буквы упоминать о нем? Это приходит вам в голову? Написать Дьявол, вместо дьявола. Ведь это задевает его самолюбие, его гордыню. На деле все немного сложнее. Намного сложнее, если уж быть до конца честным. Все настолько сложно, что мне не хочется об этом лишний раз думать.
– Ты верно служишь мне, – говорит он.
Что-нибудь о его голосе? Какой он прекрасный? Как глубоко проникают бархатные нотки? Всю эту чушь? Вы ждете от меня, чтобы я облек голос абсолюта в язык смертных? Нет, быть карикатуристом я не подписывался. Он просто говорит. И я понимаю.
– Есть особая работа, – говорит он.
В моей карьере было несколько особых работ. Первую я провалил с треском. Речь шла о жалкой душонке падшего ангела, и отдел пропаганды (тогда они еще назывались так) требовал, чтобы душу вывернули наизнанку и вернули обратно на поверхность. Требовали, чтобы душа присоединилась к нам в следующей жизни. Непростая задачка, верно? Все шло хорошо до тех пор, пока ангелок помнил о райских вратах, но стоило ему забыть, душа начала разваливаться у меня в руках. Так бывает с дешевой синтетической тканью, если задеть нитку. Полотно разваливается у вас на глазах, а вы можете только наблюдать за этим прекрасным процессом. Зная, что это никогда больше не повторится. Тогда мне устроили серьезную взбучку, и я отнесся к следующим поручениям со всем тщанием. Выбрался из задницы, так вы говорите.