— О, это опять же не его заслуга, а моя магия: после каждого визита наш друг забывал о наших разговорах, являясь на мой зов, пока ты спал. Он оберегал тебя, пока его жизнь была неразрывно связана с твоей, но это в прошлом. Сейчас по сути он не помнит ничего из того, но я все же выполню свои условия сделки.
— Это он предал нас? Он сообщил тебе о перевоплощении, и ты напал на караван? — Асмодей буквально испепелял своего противника взглядом.
— Каюсь, — усмехнулся демон.
— Что ты ему посулил?
— А о чем может мечтать ангел, заточенный в Аду? О свободе, о небесах, о прощении, искуплении и спасении.
— Но ты не властен вернуть его обратно. Ему больше нет там места, — проговорил Люцифер.
— Я могу многое, — произнес Вельзевул, доставая небольшой флакон с ангельской благодатью. Нуриэль сделал несколько шагов вперед, но Асмодей остановил его.
— Дьявол не может подарить спасение — это ложь.
— Я могу подарить ему независимость, собственное тело и возможность покинуть Ад после тысячелетий заточения в твоей тушке. — Нуриэль вырвался из хватки Асмодея, переступая через стену первородного огня. — Прими это в дар за твои заслуги, — Вельзевул протянул ангелу флакон с благодатью, другой рукой всадив ему кинжал в сердце. Нуриэль захрипел, кровь брызнула у него изо рта, а сосуд со звоном упал на пол. — Твой хозяин был прав — Дьявол не прощает, а ты не явился на мой зов перед битвой у Ахерона, не потрудился сообщить об их трюке с переодеванием. Этого я не забуду. — Сделав глубокий вдох, Вельзевул втянул в себя его душу, бросив иссушенное тело к ногам. — Теперь ваш черед. Азраэль, забери их!
Он одновременно поднял руки вверх и стена первородного пламени двинулась вперед, заставляя рыцарей отступать. Ни одна их ментальная атака не могла увенчаться успехом, ибо огонь поглощал энергию, обращая ее против нападающих. Все что им оставалось, это из последних сил сдерживать пламя, но продлиться долго это не могло.
Первым огонь пожрал Аластора — единственного, кто не мог защитить себя магическим щитом. Издав крик, демон запылал подобно факелу, а кожа его пузырилась и обугливалась до тех пор, пока не обратилась в прах. Тем временем Азраэль, пройдя сквозь магический щит, остановилась против Азазеля.
— Никто не может победить Смерть, — тихо произнесла она. Очи ее сияли, словно звездная ночь, гипнотизируя и лишая воли. Казалось, демон перестал осознавать себя, почти ангельская улыбка осветила его лицо, глаза сомкнулись, и Азраэль коснулась его губ. Поцелуй был нежный, почти невинный, несущий бесконечную негу. Но стоило им разомкнуть уста, Азазель замертво рухнул к ее ногам под безумный смех Вельзевула.
— Очень благородно! — проскрежетал он. — Какая прекрасная кончина.
— Смерть может быть милосердна, — ответила Азраэль, обратив свой взгляд на Абаддон.
— Э, нет милая, — усмехнулся князь гнева. — Второй раз я не куплюсь на твои очаровательные глазки и нежные поцелуи.
— Значит, умрешь от ее меча! — крикнул Вельзевул.
— «Munretea na te enum. Egif ed etatsetop aem ni et», — громом над всеми возвысился голос Авроры, заставивший душу Асмодея сжаться от мучительной тревоги. Она разгадала последние компоненты необходимые для заклятия, догадался и он. И собственные слова, подаренные ей вместо прощания, теперь разъедали его изнутри. Не яблоко нужно было положить в дар Смерти, замысел был более жесток и изощрен, ибо запретным плодом стала ее любовь к Асмодею, а чистой жертвой — бессмертная душа. Даже после того, как демон отверг ее, она не обозлилась, не возненавидела, не возжелала мести — она положила единственное, что у нее осталось на жертвенник Азраэль ради того, чтобы жил он. Но разве достоин он был этой жертвы? — «Metrom ocovni con et», — закончила она, выплескивая зелье в открытое пламя. — Я освобождаю тебя! — проговорила Аврора.
— Азраэль, убей ее, — скомандовал Вельзевул. — Бесполезная жертва, девочка. У тебя нет такой власти.
Ангел смерти отступила от Абаддон, взглянув на свою неудавшуюся спасительницу. Но Аврора оказалась смелее, чем виделась сначала. Она не отступила, подобно Азазелю, напротив, неотрывно смотрела в глаза Азраэль. И не было в этом взгляде страха, скорее немая мольба. Но молила она не о спасении своей души, даже сейчас она просила за тех, кто был не достоин этого. Великодушие во всем своем величии.
Асмодей застыл. За свою жизнь он получил все, что могла дать ему вечность, но ныне чувствовал себя потерявшимся, отклонившись от знакомого пути. Мир растерял все, чем пленял когда-то. Он стал пустым. И ему открылась та истина, которую можно узреть лишь перед ликом смерти. В момент исчезло все — мнение окружающих, гордость, ненависть, законы, страх поражения. Осталось лишь то, что было действительно важно. Как никогда отчетливо он понял, что в этот момент готов отказаться от могущества и бессмертия, чтобы не позволить Азраэль утащить душу Авроры в небытие. А вместе с этой истиной явилась и другая, которую, находясь в постоянных метаниях между чувством и долгом, он не мог разуметь. У Авроры действительно не было власти освободить Азраэль, ибо в жертвенности ее душа не знала себе равных, а «чистая жертва» должна была быть исключительной. Ее должен был возложить на алтарь тот, кто от природы не склонен к благодеянию.
С ловкостью, которой сложно было ожидать от закованного в сталь и израненного существа Асмодей вскочил в центр магического круга, выталкивая Аврору за пределы ореола прямо перед носом Смерти.
— «Munretea na te enum. Egif ed etatsetop aem ni et. Metrom ocovni con et», — прочитав заклятие задом наперед, он прильнул к губам Азраэль до того, как окружающие смогли осмыслить происходящее. В тот же миг демон почувствовал, как потяжелели его веки, а силы начали покидать тело. Не было ни боли, ни страха была лишь приятная темнота, в которую погружаешься в преддверии сна. Лицо его побледнело из-под кожи выглянули почти черные вены, ноги подкосились, и он начал оседать. — Властью своей освобождаю….
Закончить Асмодей не успел, ибо жизнь покинула тело, а до слуха, будто откуда-то издали донесся знакомый девичий голосок. Маятник времён остановился. Все правильно. Так и должно было быть. В ту секунду не было раскаяния, только не с чем не сравнимое чувство свободы.
Будто с небес, преодолев земную твердь и магические стены, в замок ворвался золотистый столб света, укрыв Азраэль, послышался заветный щелчок, и оковы с отвратительным лязгом упали на камень. Она пошатнулась, но все же устояла на ногах.
— Свободна, — проговорила Азраэль, отирая запястья. Ее холодный взгляд лег на недавнего тюремщика, и приговор ему был подписан.
— Нет! — закричал Вельзевул. Триумф в его глазах сменился страхом. Он попятился назад, но бежать ему было некуда. И даже первородное пламя не могло стать ему защитой. Смерть нельзя было победить, от нее нельзя было спрятаться. И в этот раз смерть не явила милосердия, сначала наполнив его разум безумием и невыносимой болью. Демон попятился, теряя контроль над пламенем, падая на колени. Заключив огонь в тисках своей магии, Азраэль заставила его обступить Вельзевула со всех сторон, медленно убивая собственным жаром, заставляя демона корчиться от невыразимой муки в объятиях первородной стихии. Когда же эта игра ей наскучила, она оборвала его часы, но то был не поцелуй, дарящий приятную истому и покой, то была коса — хранившая боль и позор до самого последнего мгновения. Мертвое тело распласталось на полу в луже черной крови, а душа отлетела на пустошь, где долгие годы ее будет пожирать первородная стихия.
Азраэль оглядела лежавшую в руинах опочивальню. Воистину, такое зрелище можно увидеть не каждое тысячелетие. Давно она не пожинала такую богатую жатву. Четыре рыцаря Ада за один присест: Астарот, Асмодей, Вельзевул и Азазель.
— Ты свободна и должна покинуть мой замок, — проговорил Люцифер, поднимая с пола страницу с заклинанием. — Больше никогда и никто не посмеет надеть на тебя оковы. — Страница вспыхнула в его руках, под слоем пепла хороня страшное знание.
— Да будет так, — вложив в ножны меч судьбы, Азраэль направилась к выходу, бросив мимолетный взгляд на девушку, проливающую горькие слезы над телом возлюбленного. Застывшее время начало оттаивать. История двинулась дальше, изменив предначертанный путь. Этот бой не должен был завершиться победой Люцифера, уж кто-кто, а Смерть знала это наперёд, однако произошло то, чего не сумела предвидеть всевидящая судьба. Кто бы мог подумать: чистая жертва, — она усмехнулась, рассматривая Асмодея.