Выбрать главу

Коленом он развел ей бедра и снова поцеловал. Языки их встретились в безумном танце, девушка едва не задыхалась под весом его тела, но боялась даже представить себе, что этот момент может закончиться.

— Асмодей, — в порыве страсти простонала она, впервые назвав собственного господина по имени. И имя ее стало усладой для его слуха.

Демон приподнялся над ней и сильным движением погрузился в глубину и влажный жар ее сокровенного цветка. И ощущение это было настолько приятным, что Асмодей застонал от наслаждения, а ее сладкозвучные крики красноречиво возвестили о том же. Они, прижавшись друг к другу, слились воедино. Их безграничное желание все возрастало, накаляясь с каждым яростным толчком. Постепенно он увеличил скорость, все глубже погружаясь в нее. И Аврора, неосознанно поддавшись своим желаниями, обхватила ногами его бедра.

Это было настоящее безумие, смешанное с первобытной грубостью, но в то же время пропитанное каким-то новым, неведомым до сей минуты трепетом. Они, казалось, не могли насытиться друг другом. Асмодей прижал ее к себе, перекатившись на спину. На миг в глазах Авроры отразилось непонимание и неуверенность. Раньше он всегда брал ее сверху, ей оставалось лишь подстраиваться под его ритмичные движения, раскрываясь навстречу, но что нужно было делать сейчас, чтобы своей неуклюжестью не нарушить волшебный момент интимной близости?

Тело само нашло решение, отдав все ее существо во власть инстинктов. Уперев руки в его мускулистую грудь, девушка оседлала демона, будто ретивого жеребца, начав бешеную скачку. Впервые за свою вечность Асмодей почувствовал, что в момент близости с человеком не может удержать под контролем свою темную сторону. Глаза его вспыхнули зеленым огнем, руки судорожно сжались. От неожиданности Аврора замерла, глядя на представшую перед ней картину. Многое она видела за эти годы, но такого — никогда! На его руках вдруг появились когти, звериный оскал исказил красивое лицо, а по телу стала расползаться жесткая чешуя, да и сам демон начал увеличиваться в габаритах. Его мужественность стала резко расширяться внутри нее. Вмиг разум ее захватили страх и ужас, и Аврора сделала обреченную на неудачу попытку вырваться, боясь, что просто не выживет после такого эксперимента, но Асмодей вцепился в нее с такой силой, что не было возможности даже шевельнуться. Ей чудилось, что еще мгновение, и он разорвет ее изнутри, но в то же время все прошло так медленно, что она почувствовала, как тело ее задрожало от новой волны удовольствия.

Асмодей поддался своему демону и изменился, застыв внутри нее, давая телу возможность привыкнуть к этому новому ощущению, крепко удерживая ее от малейших движений, которые могли лишить его последних остатков контроля над зверем. Он резко перевернул Аврору на живот, чтобы не пугать ее еще больше своим истинным обличьем. Затем выгнул ее спину, подняв бедра максимально высоко, рукой вжав голову девушки в подушки, и стал неспешно двигаться внутри нее. Сначала она ощутила легкую боль, которая стала постепенно растворяться внутри нее, сменяясь экстазом, что окончательно разрушило ее опасения, выбив все мысли из головы. Стало не важно, что внутри нее был зверь, демон, монстр, чудовище, которое должно было быть лишь частью древних преданий. Осталась только безудержная эйфория и неутолимый огонь.

Неспешно их страсть приближалась к своему апогею. Девушка комкала простынь, кусая и почти разрывая ее, чтобы сдержать бесстыдный стон, но чувства были сильнее, стирая все грани дозволенного. Аврора вскрикнула, достигнув высшей точки наслаждения. Все закрутилось у нее перед глазами: поползли расплывчатые черные круги; голос охрип; дыхание сбилось, заставляя девушку хватать ртом воздух. А потом мир словно исчез. Она содрогнулась, и так внезапно, что казалось, все ее существо готово было разорваться. Внутренние мышцы сократились, зажимая его внутри, а тело неестественно выгнулось дугой.

Никогда не думал Асмодей, что в садах плотских наслаждений еще остались неизведанные им закоулки. Не раз он поддавался любовному экстазу, сгорая от страсти, но только сейчас познал истинный экстаз души, стократ превышающий похотливое удовольствие тела. Закатив глаза, он почувствовал, как кровь вскипает в нем, сделав еще несколько глубоких толчков, демон излился в нее, застыв внутри. Ее тело напряглось, Аврора призывно застонала, тая в его объятиях точно воск от огня. Все еще ощущая отголоски только что пережитого счастья.

Асмодей прижал ее к себе, повалившись на кровать. Девушка послушно обмякла в его руках, но на этот раз не впала в беспамятство — это был хороший знак. Демон внутри него возликовал, и как ни странно, Асмодею захотелось подхватить этот душевный напев, залиться смехом, но он удержался, понимая, что в этой его ипостаси смех будет не только пугающе отвратительным, но и просто неуместным. Сделав глубокий вдох, он вышел из нее. К удивлению, Аврора не попыталась отстраниться, лишь удобней устроилась, прикрыв простыней наготу. Сердце ее бешено колотилось, и каждый удар отдавался внутри Асмодея, он даже инстинктивно приложил руку к груди, чтобы проверить… но нет, пустота в его груди хоть и наполнилось неведомым ему чувством, но так и не стала живой. Это сердце Авроры билось за двоих, позволяя ему прикоснуться к той стороне жизни, которую не видел ни один падший.

Постепенно сладостное напряжение начало спадать, оставив им только приятную слабость, простынь, влажную от пота и беспредельное удовольствие. Когда Аврора, набравшись смелости, решила поднять на Асмодея взгляд, он уже принял человеческий облик, его грудь медленно поднималась при дыхании, а на лицо легла печать глубоких размышлений. Она хотела было что-то сказать, спросить, но усталость, избыток эмоций лишили ее сил, веки потяжелели, и она мирно опустила свою прекрасную головку на его плечо, захваченная в сети Морфея.

Спала она спокойно, изредка что-то нашептывая — настоящая, как никогда. Не сокрытая от него маской человеческих эмоций. Безмятежная и спокойная, как ангел, сошедший с небес и застывший на полотне художника. Только пока она спала, Асмодей мог позволить себе смотреть на нее так, как повелевал ему голос души. Минуты растянулись в часы, и постепенно демон тоже отдался во власть сновидений.

С другими женщинами, будь то смертные, демоницы или грешные рабыни, он не спал никогда. Посещая их, он мог уйти в любое время, как поступал с Барбело, с Лилит и тысячами других. Ах, как же тяжело приходилось с горделивыми демоницами, ибо их как простых рабынь не выставишь и пыткам не предашь. Хуже всего было, когда все это страстное безумие происходило в его опочивальне, тогда приходилось искать повод сплавить навязчивых блудниц, ссылаясь на занятость или бессонницу. А с Дэлеб и вовсе сладу никакого не было, ибо жила она под его крышей. Впрочем, отговорки его были недалеки от истины. В действительности после любовных утех его охватывало страстное желание побыть в одиночестве, да и просыпаться подле постороннего существа, которому он ни капли не доверял было ему отвратительно, как и следующие за пробуждением разговоры. Потому демон и коллекционировал в своем цветнике грешниц, их души принадлежали ему, а потому и желания его они выполняли безропотно.

Посему он и был несколько удивлен, когда проснувшись осознал, что Аврора все еще спит подле него, вцепившись в ладонь. Подперев голову свободной рукой, он посмотрел на нее, вспоминая о минувших часах, и ему показалось, что от них исходит чарующий аромат неизведанного упоения. Демон внутри него вновь зашелся радостью. Это была победа, к которой он так долго шел — заветный грех, совершенный по доброй воле и в здравом рассудке. Аврора переступила грань порока, Бог проиграл, но почему же у этой победы был такой гадкий вкус? Асмодей склонился над девушкой, убирая растрепавшиеся пряди с ее лица. Она стала его слабостью, его наваждением, его страстью и, к собственной горечи… любовью. Демон знал, что пока подавлял ее, заперев в своей пещере, Аврора не видела и понимала всего ужаса Преисподней, убогость которой скрывалась от грешников нескончаемыми пытками. В действительности его мир был еще хуже, и куда более жесток. В нем выживали только сильнейшие. Связав Аврору с собой, он не только открывал ей этот мир — он делал ее полноценной его частью.