— Я — предвестник смерти твоей души. И если ты останешься здесь, став одной из нас, моим даром тебе будет лишь вечное одиночество. Я не могу дать тебе свободу, но я могу сдаться и спасти твою душу, — он выдохнул, глядя на нее, и что-то в нем надломилось. — И все же, ты опять смотришь на меня своими глубокими янтарными глазами, — прошептал он, отерев слезинку, текущую по ее щеке. — Я тебя мучил, я тебя бил, угрожал, унижал, насильно заставляя исполнять мои самые порочные желания, позволял терзать тебя, но чтобы ни происходило, ты никогда не сдавалась. Ты словно цветок, распустившийся среди адской пустоши. Посмотри на меня: разве я достоин твоего чувства? Я бросал тебя почти бездыханной в подземельях собственной обители, побежденной, но не поверженной, и ты возрождалась из пепла, становясь еще сильнее. Это выводило из себя, но со временем такая стойкость пробудила в моей душе чувство глубокого… уважения. Нет, скорее даже восхищения. Столько постоянства… сколько мужества у одной хрупкой девушки! Ты несла бремя тебе непредназначенное, но ни разу не опустила руки и не пожаловалась. Я был поражен и пристыжён, ибо ни один из нас не обладает такой силой духа. В итоге я смирился и стал с интересом ждать каждого твоего шага. Я искушал тебя, давал непосильные задачи, бросал в самую гущу интриг, спрашивая себя: «Неужели ты выдержишь? Неужели поднимешься вновь?» Я видел, с какой смелостью ты положила последнюю карту на стол, не обращая внимания на крики Абаддон, я видел с какой отвагой ты, не имея и шанса, противостояла Вельзевулу, я видел, как ты с улыбкой отвечала на гнев Люцифера и укрощала мою злость своей кротостью. И тогда я убедился — смирился с тем, что никогда не сумею победить тебя. И втайне гордился…
Это не было признание в любви, но все же это было признание, которого она не ожидала услышать, да и сам демон не думал, что у него хватит глупости на подобное. Губы ее задрожали, слезы водопадом текли из глаз. Будь в груди демона сердце, наверняка бы сжалось от жалости при виде всего этого. Асмодей отстранился, будто желая защититься от эмоций, что последуют ответом на его слова. Эмоциональный фон, общее напряжение, тонкие нити взаимодействия между живыми существами — все это падшие чувствовали, понимали и знали, но предпочитали игнорировать. Только с Авророй почему-то это делать не получалось, и хоть считал он себя хозяином положения, все же был беззащитен перед ней, поскольку раскрылся. И вместе с возможностью быть задетым довеском получил особый дар — умение слышать чувства. Абсолютная открытость во всей своей красе и уродстве. А Аврора была щедра на эмоции. Удивительно чувственная особа. Впрочем, в том у Асмодея сомнений никогда не возникало.
— Вы говорите, что здесь мне не место, но сердце мое говорит о том, что я была рождена для того, чтобы полюбить Вас, Владыка. Это единственная истина, хотя вы и не желаете этого признавать.
— Таких как я ждет лишь одна участь! — Асмодей с силой развернул ее к алтарю, заставляя вглядеться в заточенные в камни образы! — Люцифер, Тьма… ты думаешь, они были единственными! Были тысячи тех, о ком ты даже не знала! Смотри, если ты останешься, это случится с тобой! Ты думаешь, что познала адские муки? Так вот, это куда страшнее.
— Но я готова к этому!
— Мой мир полон жестокости. Я не желаю, чтобы ты погибла в муках, проклятая Богом! По крайней мере, не из-за меня.
— Какое демону до этого дело? — в сердцах воскликнула она.
— Если ты войдешь в мой мир, твоя душа будет потеряна, каждая ночь пропитается кровью и нестерпимой злобой. Какая от вечности польза, если жизнь не стоит того, чтобы жить? Уходи!
— Нет!
— Да кто ты такая, чтобы противиться моей воле? — теряя контроль, взревел он, и глаза его вспыхнули тем демоническим пламенем, что заставил Аврору таять, словно свечка в его руках лишь несколько часов назад, но в этот раз она не отступила.
— Тогда убейте меня!
— Лучше не искушай!
— Не грози мне тем, что не собираешься исполнить! — прошипела она, не сводя с него глаз.
Нет, это определенно был перебор. Девчонка видимо совсем умом помешалась, и страх вместе с ним потеряла, раз осмелилась так ему дерзить, так еще и «тыкать». Будто не он ей господин, а она ему. И главное, как смотрит, какие молнии взглядом метает: будто и впрямь демоницей возжелала стать. Асмодей даже дар речи потерял, борясь между двумя желаниями убить или поцеловать. Это было, как наваждение, избавиться от которого можно было лишь отдавшись в его власть. И он отдался. Поцеловал её со всей страстью, на которую был способен. От такого напора Аврора едва не задохнулась. Облегченно вздохнув, она с нежностью обвила его шею, теснее прижавшись к нему. Но восторг ее сменился отчаянием в тот момент, когда она почувствовала удар: не сильный, но достаточный для того, чтобы почти невесомая девушка с ходу пролетела сквозь портал.
— Нет, Господи, нет, — шептала она, пытаясь подняться по ту сторону зеркальной стены, но запуталась в собственных юбках. И откуда на ней только взялась одежда, и такая красивая? Прямо как у благородной дамы. Да еще и меха…
— Прощайте, мадам д’Эневер, — будто из потустороннего мира донесся до нее голос Асмодея. Задыхаясь от собственных рыданий, девушка подбежала к прозрачному стеклу портала, откуда на нее взирал Асмодей. Аврора была так близко, казалось, стоило только протянуть руку, и она почувствует огонь его тела. Она и протянула. Коснувшись ледяной глади, она увидела, как от ладони по стеклу кругами пошла рябь, подобная той, что возникает на воде при попадании камня. Когда же зеркало стало прежним, ладонь Асмодея лежала на ее, отделяемая лишь магической стеной. На миг их взгляды встретились и, Господи, как же много они друг другу сказали: жалость, горечь, боль, муки совести, раскаяние, злоба, любовь, прощение — все это смешалось воедино, оставив в душах неизлечимый шрам. А потом была немая решимость, которую она прочитала в зеленых глазах.
— Нет! Не смей! — вскрикнула она, ударив кулаком по стеклу, — Не смей! Не уходи!
Повернувшись к ней спиной с видом побитой собаки, Асмодей прошел несколько шагов, горделиво расправил плечи и вышел из Сумеречного храма: ни разу не остановившись и не обернувшись. Не обернулся из страха остаться. В груди его горел огонь, но впереди была лишь бездна. И он не хотел опаздывать!
Долго еще голос Авроры звучал у него в голове: она рыдала, в кровь разбивала руки о магическую дверь, звала его, проклинала, умоляла, а потом снова переходила к проклятиям. Да он и сам клял себя, уже не понимая за что. За то, что жаждал зла, но сделал все во благо; за то, что полюбил природе вопреки; за то, что собственная сущность стала в тягость; или за то, что ему крылья отсекли. А Аврора все кричала, и ответом на ее призывы молчаливо кричала его душа, доводя до исступления. А потом все вокруг заволокла безнадежная тишина, и стало еще хуже. Несколько раз он вставал, желая вернуться к порталу, но тут же возвращался на свое место, нервно барабаня пальцами по разбитой столешнице. Когда сидеть было невмоготу — метался, точно лев в клетке, а когда и это начинало выводить из себя, погружался в оцепенение. Чувства Авроры ураганом врывались в его сознание, становясь проклятием. Он пропускал их через себя, невольно ощущая то же самое. Чертово кольцо видимо решило окончательно свести его с ума, являя перед глазами образы, которые он не желал видеть. А потом в сознание ворвался спокойный мужской голос.
— Тебе дана возможность вырваться из Ада, но туда ведет множество дорог и каждая из них вымощена грехами.
— Я больше никогда не спущусь в Ад. Истина такова: он пойдет за мной, куда бы я ни направилась, ибо живет внутри меня, — при этих словах она коснулась рукой свой груди.
— Тогда нам с тобой идти по одному пути, — подавая ей руку, чтобы девушка смогла подняться с пола, произнес Лионель. — Ты убила мою напарницу во время шабаша, «снизу» мне пришла весточка, что отныне ее место займешь ты.
— Я не ведьма!
— Сильно в этом сомневаюсь, — взяв в руку ее ладонь, и проведя по грани изумрудного перстня, произнес мужчина.
— И куда же мы направимся?
— В Новый Свет! В новую жизнь!
Конец.